Мерфи покачал головой.
— Он занят. У него представители ООН, — не моргнув глазом, соврал помощник.
— Тем лучше. Пусть послушают и они. Соединяйте! — потребовал он.
— Не могу. Он запретил его тревожить.
— Зайдите к нему и скажите, что Скарлатти срочно нуждается, в его совете. Вы меня поняли?!
— Минутку, — промямлил помощник, вопросительно глянув на шефа. Мерфи поморщился:
— Передай, шеф считает, что Скарлатти достаточно умен и может обойтись без меня… В течение дня я постараюсь с ним связаться…
Пит оттарабанил все слово в слово и, сделав паузу, от себя добавил: «Боб передал также, что вы со своими осами сможете все…»
— Проинформируй его, — перебил Сильвио, — а впрочем, не надо! До свидания!
В Тонго бросили трубку.
— Пит, почему «осы», а не «асы»? — полюбопытствовал Мерфи.
— Потому что «О» и два «С» — ОССЫ…
Мерфи благосклонно улыбнулся…
…На прозвучавший от немца упрек в адрес своего сотрудника шеф Интерпола осторожно сказал:
— Сильвио разумный парень.
— Вы так полагаете?! — оживился министр.
Мерфи развел руками. Мол, и сомнений быть не может.
— Вот и отлично! — воскликнул немец.
Потом, по-дружески сжав руку Мерфи, немец многозначительно добавил:
— Вашу разумность, — «вашу» министр произнес с особым акцентом, — Краузе оценит по достоинству.
Мерфи чуть было не подскочил. Чтобы шефу Интерпола предлагать взятку, да при таком посредничестве?! Такого за 16 лет, какие он сидел в этом кресле, — не случалось. Нет, такого пока не бывало. Что же касается его сотрудников, — их прельщали и не раз выходили с заманчивыми предложениями. Такими заманчивыми, что будь он победнее и послабее — сломался бы наверняка. Нуждающемуся устоять всегда трудно.
Мерфи тоже не купался в деньгах. Оставшиеся от родителей акции приносили ему почти 25 тысяч долларов в год. Неплохое подспорье к жалованию. И тем не менее иногда приходилось оказываться в цейтноте.
Деньги каверзная штука. Их всегда мало. Но при имеющемся минимуме — продавать свою независимость он никогда бы не стал. Взявшему — диктуют. А этого Мерфи терпеть не мог. Лучше иметь мало, но иметь независимость. То есть подчиняться как можно меньшему кругу людей и уж ни в коем случае не зависеть от подонков.
Боб ненавидел своего первого начальника только за одну чванливо брошенную им фразу: «Ты получаешь деньги за то, чтобы выполнять все, что я скажу тебе». Действительно, если хорошенько подумать, зарплата та же взятка. Только от государства. Оно, государство, тебя за нее покупает. И, добиваясь должностей, человек, по существу, стремится к тому, чтобы на нем стоял ценник подороже. Придя в свое время к столь необычному выводу, Боб подчиненным любил говорить: «Я признаю одну взятку — от государства. В виде оклада. Других взяток у нас быть не может». Хотя прекрасно знал, как трудно устоять перед искушением. Поэтому, когда к нему на стол ложились секретные донесения о том, кто из его сотрудников, где и как не устоял, — с плеча не рубил, а разбирался. Выяснял что побудило. Жадность, слабость, бедность?..
Ненавистнее всех ему были те, кто продавался по своей жадности. Они, как правило, становятся вымогателями. К ним Мерфи был беспощаден. Нет, публично не позорил, не изобличал. Наказывал по-своему. Жестоко. Подводил дело так, что их убирали с дороги те, кто им платил.
Слабого он понимал. Но не прощал. Для склейки сломанных Мерфи пользовался одним верным рецептом. Он пропускал их через жернова служебного судилища, стараясь, однако, до тюремного заключения не доводить. Мерфи не вступал в игру до тех пор, пока у виновного не оставалось никаких надежд и ужас дальнейшего сводил его с ума. Насмерть перепуганного, Боб гнал прочь, Пережитое раз и навсегда отбивало в человеке охоту быть нечестным.
Более всего Мерфи жалел продавшихся по бедности. Таких он, пропуская через все круги ада, не прогонял…
Из них получались ревностные и преданные служаки. Одного из них, Питера Хсйка, он поднял даже нодолжности помощника.
…На Хэйка компрометирующих данных не было. Он пришел к Мерфи сам. Поставив на стол кейс, объявил: «Сэр, в нем взятка… 50 тысяч долларов».
Мерфи опешил.
— Мне? — спросил он.
— Да… То есть, нет… Ее получил я. От торговцев наркотиками… В общем… Отдаю себя на ваш суд…
— Лучше отдайте тому, у кого взяли.
— Пытался. Отказались. А чтобы припугнуть прокрутили заснятую ими ленту. На ней все четко.
Поначалу Мерфи мысленно занес его во второй столбец своей таблицы о взяточниках. В графу слабых характером.
Мафиози, как всегда, действовали прямолинейно, по довольно известной схеме: дал — взял — выиграл. На этот раз схема дала сбой. Подвела прямолинейность—переборщили с лентой. Не сделали поправку на психологию. Излишне перепугали.
Перетрусивший, впадает в отчаяние. Перед ним — неразрешимая дилемма. Либо — пуля в лоб, либо — на колени. Хейк выбрал последнее.
Так размышляя, Боб скорчил неприязненную гримасу. Хотя, признаться, разглядывая стоявшего перед ним с обреченным видом нескладною, длинного парня, никакой неприязни к нему не чувствовал. Кто-то однажды его убеждал, что высокие люди — с невысоким умом. Сам выше среднего роста Мерфи возражал. У коротышек, парировал он, как свидетельствуют факты и история, нравственный порог, в отличие от высоких людей, или катастрофически низок, или отсутствует вовсе. Потому-то они добиваются большего. И потому слывут за умных.
Все то время, пока Мерфи рассуждал сам с собой, Хэйк стоял, как изваяние, пусто глядя в пространство и ни разу не переступил с ноги на ногу.
— Та-а-к, — наконец протянул Мерфи, — Ответьте мне на пару вопросов. Почему вы пошли на это и что заставило вас прийти ко мне?..
— Мне позарез нужны были деньги Поэтому пошел на это.
Мерфи кивнул. «Тут, мой милый, — думал он, — с тобой трудно не согласиться. Людям за работу, а тем более такую, какую выполняете вы, надо хорошо платить. Но что поделаешь…»
— Это первое, — продолжал Хэйк, — Меня к вам привел не страх быть разоблаченным. А, как это…
— Ну-ну, — ободрил Боб.
Хэик, вероятно, подбирал подходящее слово. Наконец нашел.
— Сознание что-ли… Да, именно сознание того, что я продал свою независимость. Я стану у них мальчиком на побегушках. Они будут мной помыкать…
Мерфи был страшно удивлен. Этот долговязый повторял его потаенные мысли. Самые сокровенные, которыми он никогда ни с кем не делился… Кто он? Кто его родители? В какую графу таблицы теперь занести его? Нет, жизнь в таблицы не уложишь.
