«Да ведь это я на Луне!» — мысленно воскликнул Петер.
— Совершенно верно, — сказал кто-то рядом.
— Кто вы? — спросил Петер и не услышал своего голоса.
— Мы цваги, — ответили ему. — Вы нас не можете увидеть. Но это и не нужно. Говорите…
«Хорошенькое дело, — подумал Петер. — Что можно говорить в таких условиях, когда я едва в состоянии спрашивать?»
— Спрашивайте.
И Петер понял, что говорить с цвагами совсем не обязательно: они сами читают мысли.
«Как я тут оказался?» — подумал он.
— Основы беспространственности вам не понять. Земная цивилизация еще далека от этого.
— Если я на Луне, то как обхожусь без скафандра?
— Вы по-прежнему на Земле. Здесь ваша копия.
«Этого мне только и недоставало», — подумал Петер.
— Вы хотите прервать сеанс? — тотчас откликнулся таинственный голос.
— Нет, нет! — испугался Петер. Он подумал, что эти цваги, должно быть, начисто лишены юмора. И почувствовал себя не пай-мальчиком, глядящим в рот учителю, а забиякой, у которого всегда припасена очередная проделка.
— Вы думаете нелогично, — сказал голос.
Петер растерялся. Тут, оказывается, надо знать, что говорить. Он сосредоточился и спросил:
— Изложите ваши условия?
— Через сорок восемь земных суток мы войдем в атмосферу Земли. В тот миг взорвутся запасы расщепляющихся материалов, независимо от того, где они находятся; в океанских глубинах, под землей или в космосе. Реакция, понять которую вы не в состоянии, неизбежна. Нам это не повредит, но ваша цивилизация будет уничтожена. Мы предлагаем выход: рассейте расщепляющиеся материалы. Тогда взрыва не будет, мы высадимся на Земле и дадим вам все, что вы захотите.
— Заманчиво, — сказал Петер. — Но на Земле слишком много было посулов будущего блаженства в обмен на лишения в настоящем.
— У вас нет другого выхода.
— Может, и так, но кто в это поверит?
— Вы должны объяснить.
— Э-э, — сказал Петер. — У нас не слишком верят даже президентским речам…..
И вдруг его осенило:
— А вы не могли бы дать какое-нибудь знамение?
— Что это такое?
— Ну чудо. Чтобы удивить всех.
— Разве зеленоволосые не чудо? У вас ни у кого не было зеленых волос.
— Их никто не принимает всерьез.
— Мы можем заставить замолчать все радиостанции вашего мира.
— Это слишком непонятно.
— А разве чудо должно быть понятным?
— В какой-то мере. Чтобы люди ничего не поняли и в то же время, чтобы поняли, что это чудо.
— Вы предлагаете нам опуститься до ваших примитивных понятий?
— Что делать? Иначе мы не найдем общего языка. Ведь вы сами говорите, что нам не понять ваш уровень знаний.
— Опуститься не менее трудно, чем подняться…
Голос осекся. Так бывает, когда выдергиваешь штепсель репродуктора. Петер минуту напрягал слух, потом снова стал оглядываться. Все те же черно-белые скалы лежали перед ним, все то же солнце начищенной бляхой сверкало над головой. По-прежнему стояло над горизонтом неподвижное полукружие голубой земной атмосферы. И была мертвая могильная тишина.
«Красив лунный мир, но уж больно неподвижен, — подумал Петер. — С нашими привычками к земному непостоянству он может быстро наскучить».
— Земная цивилизация недалеко ушла за четыреста лет, — снова услышал Петер. — Тогда мы последний раз посетили Землю. И тоже слышали просьбы о чуде. Мы показывали фейерверки из комет, устраивали гром среди ясного неба. И ничего не помогло. Люди, с которыми мы выходили на связь, все погибли на кострах. Ваши жрецы обвинили их в том, что они с нашей помощью научились быстро передвигаться, понимать чужие языки… Вы сомневаетесь? Посмотрите ваши земные архивы и убедитесь. Это называлось «бороться с дьяволом».
— А, так то была инквизиция, — догадался Петер. — Что вы сравниваете? Тогда все искали веры, а теперь никто ни во что не верит.
— Не вижу разницы. Изменились формы предрассудков, но они не перестали господствовать над вами.
«Может, он и прав, — подумал Петер. — Все дело в масштабе времени. Разве мы замечаем прогресс, скажем, в промежутке между десятитысячным и девятитысячным годами до нашей эры? Время ускоряет прогресс, и нам кажется, что в двадцатом веке сделано почти все. Но ведь и тысячи лет назад было свое ускорение, и оно лежит фундаментом нынешнего прогресса. Какими же, должно быть, медленными кажутся наши сегодняшние темпы этим существам с иных звезд?..»
— Четыреста лет назад мы едва не пренебрегли вашей цивилизацией. Теперь мы хотим поднять ее.
— С помощью ультиматума? А вам что-нибудь известно о самолюбии? Люди иногда калечат друг друга только из-за невежливых ответов. А вдруг они попытаются защищаться?
— Бессмысленно. Даже неразумные звери не сопротивляются, когда мы идем к ним, чтобы выручить из беды.
— Но надо еще представить себе эту беду.
— Что ж, вы ее сейчас увидите, — сказал голос.
И сразу исчез лунный ландшафт, и слабые зеленоватые лучи заструились из далекой точки, образовав странный пульсирующий туннель. Какая-то сила будто подтолкнула Петера, понесла, как пылинку, по туннелю. Он понял, что падает в пропасть закричал беззвучно, как во сне, стараясь проснуться и не в силах сделать этого. Потом послышался грохот. Тяжкий, низкий долгий, выворачивающий душу ужасом, неотвратимостью страшной беды…
Петер проснулся среди ночи с непонятным тревожным чувством. По потолку елозили светлые блики: на улице гулял ветер. Мелены рядом не было.
«Куда она ушла?» — подумал Петер. Зажег свет, закурил и стал ждать. Спать не хотелось. Он протянул руку, взял со стола журнал, купленный накануне вечером, открыл наугад. Сразу увидел крупный заголовок — «Обезумевший мир» — и рисунок на всю полосу: земной шар в коросте атомных взрывов.
«Обывательская фатальность — вот ваш рок, люди, — читал Петер. — Тысячелетия рабства сделали вас пассивными. Когда-то, покрытые шкурами, вы верили в роковую неизбежность громов и молний, лесных пожаров, наводнений. Когда-то, одетые в медные панцири, воинственно гремя оружием, вы ждали вражеских нашествий, измен, эпидемий и молились, не веря в свои силы. А потом? Вооруженные до ушей, сильные, способные мигом укротить обнаглевших и озверевших, вы все же робко ждали будущего, моля лишь об одном: „Пронеси, господи!“
Сидя в уютном зале кино, вы спокойно глядели на бомбардировки, красиво снятые с воздуха, а потом шли в бар, пили пиво и лениво обсуждали ошибки любимых регбистов.
И вот пришло. Уже не лесным пожаром или локальным мором грозит вам судьба — всеобщим уничтожением. Но вы по-прежнему пассивно ждете, лицемерно повторяя в свое утешение: «Авось пронесет».
