— Почему? Ведь у тебя нет никаких предохранительных устройств на этот случай? Может, потому что ты... любишь людей?
— Да, об этих предохранительных устройствах говорится только в сказках. И дело не в симпатии. Мне это трудно объяснить. Я даже сам точно не знаю...
— Ну, а неточно?
— Просто это нереально, учитывая отношения, которые установились между нами.
— А именно?
— Нас объединяет с людьми гораздо большее, чем с нам подобными. Вот и все.
— Ага! Ты мне многое открыл. Не так ли?
— Да.
— Слушай...
— Ну что?
— А эта женщина...
— Лидия?
— Да. Как она выглядела?
Они умолкли.
— Разве это не все равно?
Опять наступило молчание.
— Ну, вообще-то все равно. А... что с ней случилось? Ты давно ее не видел?
— Я ее недавно видел опять.
— А где она — теперь?
— Здесь.
— Как здесь?
— Надо понимать — в определенном смысле здесь. Она частично передала мне свою индивидуальность. Она — во мне.
— Ага, понятно. Это метафора... лирика, так сказать.
— Это не метафора.
— Как тогда это понимать? Ты хочешь сказать, что можешь говорить ее голосом?
— Больше того. Ее индивидуальность — это не только голос.
Они опять умолкли.
— Ну ладно, я согласен. Я... я просто не знал, что... Как окружающая среда?
— Без изменений.
— А метеоры?
— В радиусе парсека не наблюдаются.
— Облака космической пыли, следы комет?
— Нет, ничего этого нет. Скорость — ноль целых семьдесят три сотых световой.
— Когда мы достигнем максимума?
— Ноль целых девяносто три сотых? Через пять месяцев и только на восемь часов.
— Потом начнем возвращаться на Землю?
— Да. Если бы ты...
— Что?
— Нет, ничего.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Прижавшись щекой к холодной подушке, он лежал и смотрел в темноту. Спать не хотелось. Он приподнял голову, лег на спину. Его окружала темнота. Неожиданно он почувствовал какое-то беспокойство. Что случилось? Кажется, ничего. Он подопытное животное, на нем ставился длительный и дорогостоящий эксперимент. Работа, которую он выполнял, была очень несложной, до примитивности простой по сравнению с той, какую производили автоматы. Видимо, неделю, может, две недели назад он допустил в расчетах ошибку, и она росла, суммировалась и, наконец, стала настолько велика, что он ее сегодня заметил. Если он еще раз проверит все расчеты, поднимет все записи и нигде не ошибется, он в конце концов докопается до источника, ее породившего. Но к чему это?
У него перед глазами стояли две кривые, расходящиеся на полмиллиметра, не больше. Пунктирная линия — предполагаемая траектория полета ракеты и черная — фактический путь. До сих пор черная линия целиком совпадала с пунктирной, покрывая ее на всем протяжении полета. И вот теперь черная линия чуть отошла. Полмиллиметра — это сто шестьдесят миллионов километров. Если это так, то...
Нет, не может быть. Автоматы были правы. Огромная ракета была ими заполнена до отказа. За работой астродезических машин следили автоматические «опекуны», они в свою очередь контролировались центральной вычислительной машиной, а за ней, наконец, в рулевой рубке следил товарищ по полету. Как о нем отозвалась та женщина? Более Совершенный, чем любой из людей? Надежный. Никогда не ошибающийся. Если бы это было так, линия полета ракеты не отошла бы от пунктира. Она должна идти по кривой к Земле, а эта выпрямлялась, уходя в бесконечность.
«Безумие, — подумал он. — Плод собственной фантазии. Если бы автоматы хотели меня обмануть, я бы никогда этого не заметил!» Данные и пеленги, которыми он пользовался для своих несложных расчетов, получены от автоматов. Он обрабатывал их с помощью автоматов и возвращал автоматам. Это был замкнутый циклический процесс. И он в нем являлся лишь ничего не значащим звеном. Автоматы могли спокойно обойтись без его помощи. Но он без них — не мог.
Иногда, а это бывало очень редко, он производил все расчеты сам. Он делал их не на галактическом глобусе, а непосредственно на экране звездного неба. Последний раз он занимался этим три дня назад! Перед тем как затеял разговор о домике на перевале. Микрометром измерил расстояние между туманностями на экране. Записал данные на листе бумаги — разве тогда он это сделал? И нанес на карту? Этого он не мог вспомнить. Один день, как другой — все одинаковые. Он сел на постели.
— Свет!
Забрезжил зеленоватый рассвет.
— Полный свет!
Быстро светлело. Вещи обрели тени. Он быстро встал, накинул халат, пушистый, приятно щекочущий плечи. Сунул руки в карманы, пошарил, нашел листок с записями и прошел в рабочий кабинет.
— Циркули, курвиметры, микрометры, рейсфедеры!
Блестящие предметы появились из глубины стола. Он вздрогнул от холода, когда оперся животом о край стола. Развернул кальку, не спеша, очень внимательно начал чертить. Неожиданно он заметил, что циркуль в его руке дрожит. Выждал, пока успокоятся нервы, потом воткнул острие в бумагу.
Он прокладывал маршрут на кальке и тут же проверял его микрометром, вставив в глаз лупу, как часовщик. Потом положил один лист кальки на другой, сверил — все точно! Он удовлетворенно вздохнул и приступил к заключительному этапу — нанесению координат на главную карту звездного неба.
Под увеличительным стеклом черная линия полета казалась жирной полосой засохшей туши. Отмеченная им точка отходила от линии предполагаемой траектории полета на какую-то долю миллиметра. Несколько меньше того, что у него получилось при предыдущем расчете. Она отходила на толщину волоса, даже чуть меньше. Это сто пятнадцать — сто двадцать миллионов километров. Такое отклонение было в границах возможной погрешности. Дальше была неясность. Отклонение могло быть двояким: по внешней или по внутренней кривизне траектории полета. Если бы отмеченная точка отклонялась внутрь, он спокойно пошел бы спать. Внешнее отклонение означало — могло означать — только распрямление траектории.
Отклонение было внешним.
Автоматы твердили, что никакого отклонения нет. А его «товарищ»? Он вспомнил последний их разговор.
«Тебе со мной не скучно?»
«Нет».
«Никогда?»
«Никогда».
«Спасибо».
Он встал и подошел к двери.
«Через пять месяцев начнется возвращение на Землю».
«Да, а тебе не хотелось бы?..»
«Что?»
«Нет, ничего».
Что могла означать эта недомолвка? И эти слова? Сто миллионов километров?
«Тебе никогда-никогда не бывает со мной скучно?»
«Никогда».
«Спасибо».
Он шел по коридору как слепой. Автоматы обманывают? Все ли? Главный электронный мозг рулевой рубки, астродезические агрегаты, оптический контроль, носовой распределитель ионных двигателей?
