А самый, пожалуй, известный случай многоличностного заболевания относится к американцу Билли Миллигэну, арестованному в 1977 году по подозрению в серийных убийствах, похищении детей и многочисленных ограблениях. При проведении судебно-психиатрической экспертизы психиатры установили у него ни мало ни много двадцать четыре личности обоего пола и разного возраста, две из которых были доминантными. Первая личность – Артур, англичанин, был крупным бизнесменом, не верил в Бога, превосходно знал физику и медицину, легко говорил и писал не только по-английски, но и по-арабски. Эта личность Билли Миллигэна доминировала в спокойных ситуациях. Вторая – Раген Ядасковинич, югослав, был коммунистом, говорил по-английски с довольно сильным акцентом, зато свободно изъяснялся на сербо-хорватском языке, отлично владел оружием, приемами карате и доминировал в минуты опасности. Эти две доминантные личности могли, в случае необходимости, включать и выключать другие личности, каждая из которых обладала собственной памятью и интересами. Более того, у каждой из этих двух дюжин личностей, уживающихся в одном человеке, фиксировались отличающиеся друг от друга электроэнцефалограммы, они имели разный кожногальванический коэффициент и по-разному отвечали на детекторе лжи…
Когда-то по этому поводу доктор Самопалов записал в своем дневнике: «Все это может свидетельствовать о том, что человек функционирует как оркестр, имея множество Я, которые выступают как солирующие инструменты».
Итак, Игорь Ковалев в удовлетворительном состоянии был выписан из психиатрической больницы, а доктор Самопалов работал с новыми больными – а их число росло из года в год, – и продолжал размышлять о причудах сознания своего не совсем ординарного пациента, воплотившего в себе личность умершего пять столетий назад Чезаре Борджа. Он подробно расписал этот случай в своей монографии «Странный психический мир», сопроводив историю болезни Игоря Ковалева следующим предположением: «Сознание прошлого у К. не хронологично, а семиотично, оно отражает не историческое, а семиотическое время – период исторического структурирования символа. Здесь пока многое не до конца понятно, но несомненно одно: психоз является регрессией именно в семиотическое историческое время, о котором мало что известно, и даже неясно, как его можно измерить».
Монография предназначалась, в первую очередь, для коллег-специалистов, которым было вполне понятно, что имеет в виду доктор Самопалов.
И вот через двенадцать лет Игорь Ковалев вновь оказался в той же психиатрической больнице, только теперь уже не в четвертой, а в седьмой палате. Болезнь, как это обычно бывает со многими болезнями, вновь проявила себя…
Первой мыслью пришедшего в себя Сергея Зимина была мысль о том, что его чем-то завалило. Что-то тяжелое лежало на лице, прижав щиток шлема к глазам, давило на грудь. Упираясь ногами в какую-то твердую поверхность, он согнул колени и попытался, поворачиваясь на бок и отодвигаясь в сторону, выбраться из-под этой непонятной, давящей на него массы. Это ему удалось. Неведомый груз был сброшен, Сергей рывком сел и обнаружил, что освободился не из-под какого-нибудь мешка с песком или цементом, а из-под Гены Гусева. Гусев, откатившись в сторону, молниеносно вскочил на ноги и быстро вертел головой, настороженно осматриваясь, держа автомат наизготовку. «Кошка» висела на сгибе его руки.
– Полный улет, парни, – слабым голосом сказали за спиной Сергея. – Полнейший улет…
Сергей стремительно обернулся: Саня Веремеев, сняв шлем, сидел в позе «лотоса» в густой зеленой траве и сквозь прорези маски-шапочки недоуменно таращился на окружающее своими голубыми глазами.
– Не то слово, – откликнулся Гусев, продолжая озираться по сторонам, поводя дулом автомата.
Сергей только сейчас обнаружил, что все еще держит в руке «кошку». Подвесив ее к поясу, он вслед за товарищами принялся изучать обстановку.
Собственно, изучать особенно было нечего, но то, что находилось вокруг, давало достаточно пищи для размышлений. Небольшую поляну, покрытую высокой травой, не поляну даже, а прогалину, обступали долговязые деревья с желто-зеленой листвой, ничуть не напоминавшие мокрый сосняк у пригородного дачного поселка. И это было во-первых. Во-вторых, над верхушками деревьев виднелся кусочек бледно-голубого неба – светлый, безоблачный кусочек, вовсе непохожий на темные сентябрьские небеса, под которыми они только что стояли, ожидая, когда капитан Осипов даст команду приступать к операции. Вечер почему-то превратился в день. Присмотревшись к деревьям, Зимин убедился в том, что среди них нет ни одной знакомой ему породы: вокруг вздымались не дубы, не тополя и не каштаны… Воздух был по-летнему теплым и спокойным, и не ощущалось в нем ни единого намека на дождевую влагу.
Сергей отогнул рукав камуфляжной куртки и посмотрел на часы: десять сорок две. Именно столько и должно было быть. Но не утра, а вечера.
Он отлично помнил все случившееся: багровые вспышки, порывы ледяного ветра, падение в темноту, погружение во что-то мягкое… и мгновенная утрата осознания собственного «я"' и внешнего мира. Подобное уже однажды было с ним – несколько лет назад, на ринге, когда его, еще совсем зеленого юнца, послал в нокаут знаменитый в их кругах Виктор Константинов по прозвищу «Кувалда», большой мастер кик-боксинга. Но что же такое послало в нокаут всю их связку, и как объяснить этот совершенно незнакомый лес?
– Смотрите, парни! – Гусев обвел рукой траву. – Непримятая. Вот, только за мной след, а вокруг? Мы сюда что, по воздуху перелетели? Или нас с вертушки спустили? И вообще, бля, мне кто-нибудь хоть что-то может объяснить? Чем это нас так вырубили? Почему мы здесь?
– И где – «здесь»? – добавил Сергей.
– Вот именно! – кивнул Гусев. – Ловушка там какая-то у той хаты была, что ли? Так приложило, что только сейчас очухались? Херня какая-то получается, парни. На контузию что-то не похоже, лично я в полном порядке… Что за дела! Или меня все-таки контузило и мне все это кажется?
– Тогда и мы тебе кажемся, – заметил Сергей. – Или ты нам. – Он тоже, по примеру Веремеева, снял шлем и положил на траву рядом с собой. Ему было немного не по себе, но он ни секунды не сомневался в том, что объяснение обязательно найдется. Не может не найтись.
– А уж не проверочка ли это? – подал голос Саня Веремеев. – Согласно планам руководства. Тест на профпригодность какой-нибудь, а?
Гусев резко повернулся к нему:
– Так-так-так! Шандарахнули чем-то убойным, солидно шандарахнули, так, что мы глюки поймали, и реакцию нашу изучают? – Он в раздумье потер подбородок и сплюнул в траву. – Хрен его знает, парни. Как-то уж больно ни с того ни с сего…
