Ознакомительная версия.
Для счастливых — время стремительно летит, для несчастных — мучительно тянется. Я попал в самый настоящий капкан времени. Тогда мне казалось, что не было человека несчастнее меня. Мой автомобиль, словно оказавшись в другом измерении, двигался нереально медленно. Больничная лестница, ведущая к лифту, словно уходя ступеньками в кошмарный сон, казалось, превратилась в эскалатор, движущийся в направлении прямо противоположном тому, куда следовало двигаться. Я не помню, как прошёл нанодезинфекцию и откуда я узнал, в какой палате находится Пётр. В память врезалось несчастное и испуганное лицо Зои и её слова:
— Он умер. Его будут клонировать по данным, содержащимся в государственном хранилище нанобиоданных, так как его кватебиофона нигде не обнаружили. Его клон будут приводить в порядок целый месяц — восстановление чувств и памяти…
Зоя не могла сдержать слёзы:
— И будет ли он нашимПетром?!
Итак — я не успел. Я не успел исправить свою ужасную ошибку. Я был раздавлен, убит, уничтожен. И я был готов поспорить с древними, которые говорили, что смерть — не самое худшее, что происходит с человеком. Видимо, мы ещё не так долго живём на этом свете — никого из наших родных и близких ещё не клонировали. Я утешал Зою. Если бы она только знала, кто виновен в смерти Петра! Я не мог её отпустить домой в таком состоянии, да и сам не хотел оказаться наедине со своей совестью, которая намеревалась меня не просто мучить некими угрызениями, она жаждала впиться мне прямо в «яблочко» своими отточенными постоянной практикой зубами. Мы направились в лабораторию…
После скорбных событий прошла неделя. Казалось, со смертью Петра, жизнь в нашей лаборатории замерла. Я вяло «добивал» отчёт — последний документ проекта, который должен был быть представлен корпорации «НАНО». По сути дела, проект был завершён досрочно и остальных сотрудников здесь ничего особо не держало. Но мы, как будто связанные этим несчастьем в один больной организм, упорно приходили каждое утро на работу. Может быть, мы хотели восполнить утрату и заглушить боль потери работой? Возможно… Зоя возилась со своими давними разработками по зондовой наноскопии, Фёдор реанимировал свои идеи по сверхпроводящим наносистемам и магнитным наноструктурам. Наверное, потому, что смерть Петра леденящим в жилах кровь жестоким шёпотом напоминала нам, сколь скоротечна жизнь, мы и старались не оставлять незавершёнными когда-то начатые нами и важные для нас дела.
Наконец, настал час икс. Сегодня я должен сдать «под ключ» наш научный труд корпорации «НАНО». Нет — никакого торжества с представителями СМИ и толпами восторженных коллег и завистливых конкурентов не планировалось. Просто я должен был из рук в руки в назначенный час сдать руководителю корпорации футляр с биомодулями информации по разработке и Квантом 121. Всего-навсего.
Не было Петра, который мог бы помешать осуществлению моего глобального плана спасения человечества, а вместе с ним, похоже, не было меня… Древние говорили, если человек готов пожертвовать собой ради истины — он настоящий философ, а если он готов пожертвовать истиной ради ближнего — он настоящий мудрец. И я был готов, но моя жертва не была принята… День, который должен был сделать нашу четвёрку самыми счастливыми людьми на земле, почему-то не ощущался нами таковым. Счастье… что там говорят по этому поводу древние? Идеальное состояние высшего удовлетворения жизнью? Что бы они понимали… Если не брать во внимание синтез и круговорот в организме «гормонов счастья» серотонина, дофамина и эндорфина, а также Межцивилизационный индекс счастья, фиксирующий благосостояние цивилизаций с точки зрения хоррологии, то, я думаю, счастье — это отсутствие несчастий — болезней, смертей.
Взяв футляр в руки, и выслушав нехитрые напутствия Зои и Фёдора, я вышел из лаборатории и направился к паркингу. О чём я думал, направляясь к своему авто и садясь в него? Изрядно проевшая мне мозг мысль об истине, жертвах и ближнем, несправедливо, нелогично трансформировалась в умозаключение о том, что Пётр и есть тот, кто, пусть неосознанно, но всё-таки, пожертвовал собой ради ближних, ради того, чтобы у них была «мудрая вода»… Говорят, в последние минуты жизни перед людьми пролетает весь их жизненный путь… Ну, это — когда они знают, что эти минуты — последние. Откуда я мог знать тогда, что мне самому оставалось жить считанные секунды. Последнее, что врезалось в память — это волна огня, накатившая обжигающей, звериной болью из ниоткуда и лицо, нет — маска человекоподобного идола-старика чёрного цвета с посеребрёнными усами. Передо мной предстал собственной персоной Чернобог — славянский бог смерти, зла, холода и уничтожения. Больше я не чувствовал боли. Впрочем, я ничего больше не чувствовал. Так я стал прахом…
Думаете, моя история тут и заканчивается? Ну, это Вы зря… Забыли: я — пепел, фонтанирующий в воздухе — в доле секунды лёту от водной глади, способный интриговать! Видимо, есть неписанные законы жанра жизни и смерти, согласно которым, твоя душа, всё же, имеет право получить ответ на самый важный для неё вопрос. Иначе — не будет ей покоя ни в одном из миров… Да, как говорили чтимые мною древние, Вам можно браться за перо и смело писать фантастику! Вы опять правильно догадались: меня не оставляли в покое загадочные обстоятельства моей собственной смерти. А они были не просто загадочными — наверняка, они были ошеломляющими: ведь вместе со мной погибли и величайшие в мире научные открытия — «Мудрая вода», Квант 121 — квантовый биокомпьютер, совершенный аналог работы человеческого мозга плюс саморазвивающийся интеллект, хранящий ответы практически на все вопросы современной науки. Наверное, повинуясь упомянутым выше неписанным законам, лёгкий морской бриз подхватил мою невесомую субстанцию и дал мне возможность «удовлетворить своё любопытство».
Поток ветра приподнял мой прах до уровня висящего над водой между двумя полозьями модуля корабля. Это весьма необычное плавсредство, изготовленное из нескольких типов лёгких и прочных материалов, таких, как алюминий, армированные ткани и титан, используемое, в основном, для научных наблюдений за обитателями моря и подводной разведки, менее всего подходило для церемонии, которая только что состоялась на нём. Церемонии моего погребения. Вернее, церемонии развеивания моего праха над водой. Траурное собрание, развеяв мой прах и почтив его минутой молчания, скрылось в модуле. Фёдор, цепко ухватившись за поручни, что-то горячо обсуждал с… если бы я был человеком или, хотя бы клоном, я бы воскликнул, что я не поверил своим глазам! Простодушный, никогда, как мне казалось, не имеющий обыкновения держать камень за пазухой (ну не могу я без «сочных» присказок древних!), увалень Фёдор беседовал с главой фармацевтического конгломерата — монополиста в отрасли производства лекарственных препаратов. Пытаясь перекричать ветер, он возмущённо выкрикивал:
Ознакомительная версия.
