Они проносились над зелеными массивами, над улицами и проспектами; внизу было много пешеходов, еще больше людей носилось в воздухе. Ни один из прогуливающихся или летящих не мог быть тем, кого они разыскивали, перемена характеристики мозга — операция вообще невыполнимая, тем более в какие-то считанные минуты. Рой понимал это, но несуразная мысль все возвращалась.
— Крепко же в меня засели невероятные вероятности Андрея! — пробормотал Рой, усмехнувшись.
Андрей, летевший метров на двести впереди, услышал в передатчике свое имя и спросил, чего Рой хочет. В это время Арман дважды выкрикнул по мыслепроводу: «Сектор шестой, корпус первый, двадцать девятый этаж, номер сто шестьдесят первый!» Рой продублировал Андрею сообщение Армана.
— Высаживаемся на причальном балконе тридцатого этажа! — крикнул Андрей.
Гостиничный городок, район самых высоких зданий Столицы, располагался на острове, возведенном в центре Восточного озера. Островок сам по себе был невелик — всего один квадратный километр, но, заселенный полукилометровой высоты домами, с воздуха казался собранием гигантских глыб, взметнувшихся над сравнительно невысоким пейзажем, — жилые дома вокруг Восточного озера не превышали сорока этажей, лишь на кольцевых проспектах были повыше. Шесть секторов разделяли гостиничный городок на равные участки, в центре каждого возвышался двухсотэтажный корпус, номер его в каждом секторе был первым — шесть гигантских малиново-белых факелов обозначали своим сиянием секторы. Особенно красочным зрелище было в ночи, когда верхние этажи, казалось, пропадали среди звезд.
К одному из высотных корпусов и устремил свою авиетку Андрей. Он подлетел к двухсотому этажу, но не остановился на его посадочной площадке, а заскользил вниз. Каждый десятый этаж опоясывал гигантский балкон, на третьем снизу балконе Андрей остановился. Рой добавил скорости и догнал Андрея, когда тот выскакивал из авиетки. Андрей, прыгая через три ступеньки, сбежал на двадцать девятый этаж и помчался по коридору к диспетчеру этажа. Диспетчер — металлический щит, на нем вспыхивали разноцветные глазки номеров и красные цифры оказываемых услуг, — выпечатал на приемном окошке лицо миловидной женщины и заговорил приветливым женским голосом: гостиничные автоматы последней модели были устроены так, что с мужчинами разговаривали в женском образе, а с женщинами — в мужском: по утверждению конструкторов, это предохраняло от многих раздражений.
— Федор Ромуальд Гаррисон, да, Федор Ромуальд Гаррисон, — учтиво говорил диспетчер.
— С ума сойти! — восторженно заорал Андрей подходившему Рою. Знаешь, кто живет в номере, мой сотрудник Федя Гаррисон, паренек с Плутона, чудеснейший мастер по многомерной внеалгоритмике!.. Голубка, вы не ошиблись, двадцати семи лет, рост двести двенадцать, глаза голубые, холост, специалист по эн-мерным непорядкам?
Автомат подтверждал все, что выкрикивал Андрей:
— Да, с Плутона, двадцать семь лет, рост двести двенадцать, восемьдесят девять килограммов, холостой.
— Почему же он не в лаборатории? — вдруг возмутился Андрей. — Черт знает что, достаточно разок не явиться, все сотрудники разбегаются — он, правда, неделю хворал, но ведь поправился, неужели опять?.. А вы не ошиблись, милая, он у себя?
— Он выходил утром, постоял в коридоре и возвратился.
— Задам я ему, пошлите-ка вызов!
— Гаррисон не отвечает на вызовы, друг.
— Как не отвечает? Дайте-ка снова!
— Не надо! — Рой положил на приемный столик жетон — свое удостоверение: оно выдавалось лишь тем, кто имел право вести розыск в Столице. Жетон провалился в недра диспетчера и вновь вернулся.
— Слушаю, друг! — сказал автомат совсем другим голосом, такие голоса называли «информационными» — в отличие от «обслуживающих».
— Ключ к Гаррисону!
На столике появился ключ, его схватил Андрей.
— Я побегу вперед!
Он мигом исчез за поворотом коридора.
Когда Рой подошел к номеру, оттуда выскочил Андрей, он что-то силился выговорить и не мог. Рой схватил друга за руку:
— Да что там? Что? Не молчи же!
— Доктора! — пролепетал Андрей. — Федя… Федя!..
Рой вбежал в номер, повернул на стене рычажок медицинского вызова Андрей в ошеломлении забыл о нем, — огляделся: на кровати лежал прикрытый простыней человек, на столике была записка. Рой прочитал: «Андрей, простите меня, не могу иначе!»
— Это и вправду твой сотрудник Федор Ромуальд Гаррисон? — хмуро проговорил Рой.
Андрей с трудом прошептал:
— Он, он! Такая страшная смерть!
— Мертв?
— Пустил себе разряд в ухо. Из лабораторного разрядника. Восемь тысяч вольт!.. Мгновенная смерть, абсолютно мгновенная… А твой Арман говорит смерть маловероятна…
— Прикрыл его ты, Андрей?
— Я, я! Такой ужасный вид!.. Я набросил простыню и побежал.
Рой отдернул простыню. На кровати неестественно скорчился человек среднего роста. Рой сразу узнал его. Он десятки раз рассматривал этого человека, вспоминал его, размышлял о нем…
Андрей в испуге крикнул:
— Что с тобой? Как ты побледнел!
Рой опустился на диван, трясущиеся ноги не держали. С трудом выговорил:
— Андрей! Повтори — кто он?
— Федор Ромуальд Гаррисон! Разве не ясно?..
— Ты уверен? Отвечай, уверен?
— Абсолютно! Мне ли не знать Федю! Да и записка мне, разве не видишь? Он, он!
Дрожь в ногах все нарастала. Рой медленно выговорил:
— Человек этот — Василий Арчибальд Спенсер, тело которого я привез с Марса.
В номер вбежал врач с двумя санитарами.
Глава третья. Обезьянка Олли
1
Сначала надо было совершить дела, не допускавшие промедления: наскоро объяснить врачу, как они очутились здесь и что увидели в номере; вызвать в гостиницу Армана; прикрикнуть на Андрея, снова впавшего в отчаяние — этот человек, несмотря на энтузиазм, с каким вызвался в помощники, решительно не годился в следователи; объяснить Арману — все с той же косноязычной торопливостью, — что они опоздали к Гаррисону и тот успел сам распорядиться собой; попросить врача отправить умершего не в общий морг, а в институтский, а там поместить рядом с трупом Спенсера, ибо потребуется отождествление обоих погибших; а когда врач с санитарами вынесут Гаррисона в коридор и уложат в санитарный автокар, имевшийся на каждом этаже, поспешить за ними и сопровождать на авиетке медицинский аэробус.
— Можешь идти с нами, — сказал Рой Андрею, в полной прострации следившему, как выносят из номера тело его помощника. — Но лучше вернись домой и прими радиационный душ.