Напряжение, казалось, материализовалось во что-то холодное, дрожащее. «Хорошо хоть сейчас день», – думал Кильон. Видимость была прекрасная, как над Напастью в самые погожие дни, каждый элемент Клинка представал сверкающе четким. Город словно дышал среди миража змеящихся воздушных потоков. Днем, в отличие от ночи, отсутствие освещения в глаза не бросается, и ничто не указывало на то, что на Клинке беда. Им еще лететь и лететь, а Кильону казалось: протяни руку – ухватишься за Клинок и подтянешь корабль к месту назначения.
– Сбиты два шара с бандитами, – доложил оператор перископа. – Подфюзеляжная турель продолжает обстрел. Кажется, мы пролетим, и черепа выпустят следующую волну шаров. – Оператор перевел дыхание, не отрываясь от окуляра со шторкой. – Третий шар сбит. Четвертый до сих пор поднимается.
– Перегрев первого двигателя, – доложил Аграф глухим от безысходности голосом.
Трубку переговорного устройства он прижимал к виску.
– Зафлюгируйте его, – велела Куртана. – Я снова убавлю обороты.
– Бесполезно. Сработала система управления огнем. Этому двигателю конец.
Кильон глянул в иллюминатор справа и увидел, как лопасти пропеллера разгоняют густой черный дым, который валит от створок двигателя и окутывает обслуживавшего его авиатора. Тот поспешил по лонжерону прочь со своего поста. Казалось, он форсирует события, трусит, но Кильон напомнил себе, что двигатель не просто отказал, а в буквальном смысле перестал существовать как таковой. Его детали теперь не просто соединялись, а сплавились, будто двигатель отлили монолитом. Может, он и подлежит восстановлению, если его расплавить и заново разделить на составляющие.
– Второй и четвертый двигатели работают, – сообщил Аграф. – Третий до сих пор перегрет.
– Зафлюгируйте все оставшиеся винты до умеренного шага, – распорядилась Куртана. – Буду их беречь, пока на ходу не расплавились.
– Сбит четвертый шар, – доложил оператор перископа. – Через минуту с лишним мы будем над второй волной.
– Донесение с «Киновари», – вмешался Тарджет. – У нее отказал двигатель. С «Хохлатки ольховой» рапортуют об отказе гидравлики у передней турели. Экипаж перешел на ручное управление, но там все быстро замерзает.
– Пока турель слушается, пусть зафиксируют ее на сорока пяти градусах к земле. Так хоть что-нибудь поразить смогут. – Куртана снова схватила трубку переговорного устройства. – Сбросить десять мешков балласта. Немедленно!
Пол снова накренился. Куртана, по-прежнему напряженная и сосредоточенная, двигала рычаги пульта управления.
– Не могу выровнять носовую часть. Мы снижаемся.
– Слишком быстро? – спросил Кильон.
Куртана наклонила голову и присмотрелась к окулярной сетке:
– Нет, сесть мы еще можем, если удержим этот вектор. По крайней мере, ветер на нашей стороне.
– Твой корабль умирает? – поинтересовалась Нимча невинным голоском, каким дети спрашивают, почему небо синее.
– Нет, – глухо ответила Куртана, – он превращается в другой корабль. И будет не хуже и не лучше, чем был, а просто другим.
– Тогда почему ты чуть не плачешь? – не унималась Нимча.
– Конец третьему двигателю, – сообщил Аграф.
– Триммирую, – отозвалась Куртана, и Кильон тоже расслышал, как дрожит ее голос.
Капитан изо всех сил старалась держать себя в руках.
– Вторая волна шаров оторвалась от земли и набирает высоту, – доложил оператор перископа. – Они чуть позади нас. Ветер несет их вперед, но у нас преимущество в путевой скорости.
– Это ведь хорошо? – спросил Кильон. – Раз они просчитались с набором высоты, то нас не обгонят.
– Им и не нужно обгонять, – проговорила Куртана.
– Не нужно?
– Стандартная для черепов схема атаки, доктор. Поднимаются в воздух чуть позади жертвы, потом нагоняют, пользуясь попутным ветром. – Куртана схватила трубку громкоговорителя. – Всем подфюзеляжным турелям продолжить обстрел шаров. Цельтесь в баллонеты, а не в гондолы, как бы вам ни хотелось расколошматить парочку черепов.
– Но ведь шары нам не страшны? – спросил Кильон. – У нас ведь столько всего на корабле, и оружие есть, и броня.
– Корабли наши скоро станут теми же воздушными шарами. – Куртана с силой толкнула рычаг, кусая губы от напряжения. – А пушки – тем же балластом. – Она вдруг ухмыльнулась, не удосужившись обернуться. – Ну и ладно! Бой на равных мне как раз по нраву. В таком побеждать приятнее.
– Перегрев двигателя два, – отрапортовал Аграф.
– Спасибо огромное, мать твою! – Куртана глянула на барахлящий двигатель. – Этот спасать бессмысленно. Сбросить балласт! Десять мешков, немедленно. Членам экипажа передайте – пусть готовятся сбрасывать дохлые двигатели.
– Сбиты два шара из второй волны, – доложил оператор перископа. – Еще два набирают высоту, но у одного повреждена корзина.
– «Киноварь» и «Хохлатка ольховая» сообщают о поломке других двигателей, – вставил Тарджет, добавив Куртане мучений.
– Я должен был быть там, с ними, – проговорил Аграф.
– Ты ничем бы им не помог, – заявила Куртана. – Пусть при обстреле используют эллипс рассеивания[12], но так, чтобы самим не пострадать.
– Третья волна шаров поднимается под нами, – доложил оператор перископа. – Четыре шара, в каждой гондоле по шесть бандитов.
– Сколько линий нам осталось пролететь? – спросила Куртана.
– После этой три, может, четыре, в зависимости от того, сколько у них ложных позиций.
Если прежде пулеметы били короткими очередями, просто огрызались, чтобы не остывали стволы, то сейчас палили почти без остановки. Кильон слышал их, чувствовал всем телом, но мог лишь надеяться, что они стреляют, куда нужно. Ветер сносил остатки второй волны шаров к корме «Репейницы», и с мостика на гондоле они почти не просматривались. Спаркам вторило натужное пыхтение дальнобойных пушек, нацеленных на позиции черепов. Снаряды вспахивали землю перед кораблем, оставляли на ней страшные кратеры, но по их хаотичности было ясно: на точность поражения рассчитывать нечего. Куртана могла надеяться лишь на случайные попадания и на то, что ими получится деморализовать черепов. Если черепов, в принципе, возможно деморализовать.
Лишь во время пауз, когда перезаряжались пулеметы, а пушки молчали, Кильон чувствовал, как притих корабль. «Репейница» теперь летела на одном двигателе, да и у того число оборотов уменьшили. Поверхность земли по-прежнему мелькала перед глазами – корабль летел быстро, но в основном благодаря попутному ветру. Реши Куртана развернуться, у нее не получилось бы, «Репейницу» все равно несло бы к Клинку.
– Вторая волна сбита, – сообщил Аграф, доложив ситуацию за кормой гондолы, ведь поднимающиеся шары в перископ уже не просматривались. – Попадания точные – сбиты и шары, и гондолы с черепами.
– А третья волна?
– Возможно попадание в одну из гондол. Но все четыре шара набирают высоту.
– Как, черт подери, можно не попасть в баллонет, но поразить гондолу?! – Куртана наконец выплеснула раздражение.
– Вдруг это случайный залп с земли? – предположил Аграф.
– Поднимается четвертая волна, – доложил оператор перископа. – Четыре шара, загрузка обычная.
Кильон прислушивался к единственному уцелевшему двигателю, поэтому его предсмертный хрип расслышал четко. На этот раз Аграф и доложить не потрудился – лишь обменялся с Куртаной многозначительными взглядами. Оба понимали: корабль отдал им все, что мог. Теперь в перерывах меж залпами воцарялась жутковатая, волшебная тишина. Слышно было даже, как ветер заставляет гондолу скрипеть и воинственно барабанит по оболочке. «Репейница» с первого своего полета сражалась с воздушной стихией, а сейчас превратилась в ее безвольную рабыню.
– Поддерживаю нисходящую глиссаду, – объявила Куртана, выпустив наконец из рук штурвал. Теперь она могла управлять «Репейницей» не лучше, чем листом, плывущим по реке. – До моего особого распоряжения каждые двадцать секунд сбрасывать по одному мешку балласта. Газовщикам приготовиться дренажировать по моему приказу.
Загудели дальнобойные пушки, но при втором залпе что-то пошло катастрофически не так. Отдача получилась сильнее обычного, звук – резче, пронзительнее.
– Фугас застрял в стволе! – крикнул Аграф.
Куртана сделала глубокий вдох, чтобы выругаться или закричать, но так и застыла с разинутым ртом. Секунда тянулась за секундой, Кильон оглянулся по сторонам, но увидел только, как безотчетный страх, на секунду сковавший лица, медленно сменяется злостью и раздражением.
– Мы целы, – чуть слышно пролепетала Куртана. – Разорвись фугас…
– Из другой пушки стрелять нельзя, вдруг фугас разорвется в казеннике, – предупредил Аграф.
– Ты прав, прекратить стрельбу. – Куртана хлопнула ладонью по пульту. – Черт, пушки были очень нам нужны! Эх, дульнозарядную бы сюда!
