– Дела, – сказал мужик и отодвинул девочку от дерева. – Я вначале. Мало ли чего.
– Чего это, чего? – встрепенулся аггел и в который раз вздохнул.
– Так впервой же, – смутился мужик. – Непривычные мы. Мы же ни сном ни духом, а тут халява.
– Тебя не Фомой ли зовут? – спросил аггел.
– Фома Кузьмич, – обрадовался бородач, – а она дочь моя Верка. Дщерь по-вашему, – поправился мужик и сделал строгое лицо.
– Дела, – согласился с мужиком аггел, засыпая.
Спал он совсем недолго, а когда проснулся, увидал, что девочка собирает внезапно выросшие на обугленной поляне незабудки, а мужик сидит рядом с ним и скребет ногтями густую поросль на груди. Аггел встал и надел на плечо торбу с крылами.
– Жарко, – сказал мужик.
Аггел промолчал.
– Пивка бы холодненького, – сказал мужик. – Можешь?
Аггел посмотрел на небо, кивнул и начал:
– В одном поселке городского типа жил мытарь. И было у него… – Аггел замолчал, снова взглянул на небо и продолжил: —…сто белых коз с козлятами и сто черных. И были у него еще жены, куры, злато-серебро и иные припасы. И вот однажды…
– Сколько? – удивился мужик.
– Без разницы. И вот однажды…
– Как это без разницы? – возмутился бородач. – Двести коз да еще с козлятами в поселке городского типа? Не верю. Где он там их держал? Думай, что говоришь.
– На скотном дворе, в хлеву, – неуверенно предположил аггел.
– Больше двухсот голов скота? Не верю.
– А ты постарайся поверить, Фома Кузьмич. Я же тебе не от фонаря глаголю, а от…
– Не верю, – отрезал бородач. – Давай разберемся с пивом. Жара, сил нет.
Аггел посмотрел на неверующего Фому, прикрыл глаза, сел на незабудки, сказал тоскливо:
– Посох нужен. Посох и камень большой.
– Для пива?
– Ну, про пиво забудь. Вино могу.
– Кислое? Сухарь?
– Ну, могу кислое.
– Посох, значит. Это дело плевое. А где же я тебе камень возьму?
– Ладно, – согласился аггел, – можно без камня.
Мужик зашел в осинник, срезал ветку потолще, очистил с нее листву, дал аггелу.
– Годится?
– Не так чтобы. Ладно, сойдет.
Аггел ухватил ветку, с силой ударил ее концом в землю и стал смотреть, что будет. К ним подошла девочка с большим букетом голубых цветов.
– Что это вы?
– Пить хочешь? – спросил ее отец.
– Ну, – согласилась девочка.
– Место неправильное, – сказал аггел, вытащил из земли ветку, отошел на два шага и повторил удар.
В земле хлюпнуло, в месте удара образовалась крохотная черная лужица, и запахло соляркой. Аггел выдернул ветку, принюхался и долго смотрел в небо.
Фома Кузьмич сунул палец в лужицу, понюхал его и брезгливо вытер палец о порты.
– Нет. Ничего не выйдет. Откуда ему взяться, если экологии нет.
Аггел взглянул на него, покачал головой и так хватил веткой о землю, что от нее отлетели щепки. Из земли тотчас забил фонтан рислинга.
– Ну ты даешь! – изумился неверующий Фома и припал к струе.
Аггел отбросил остатки ветки.
– Не торопись. Видишь же, рыжее еще. Если камень, можно сразу, а так нужно чтобы все промылось.
* * *
Спустившись с горы и увидав мусорные холмы, аггел снял с плеча торбу, одернул тельник, взглянул на Фому Кузьмича с дочерью.
– Отойдите на семнадцать саженей.
Фома Кузьмич рыгнул рислингом и сел на пенек.
– Зачем это?
– Так положено. Для вящей безопасности. Мне воссиять требуется по случаю.
– Воссиять? Тебе? По какому такому случаю?
– Народ встречный. Люди кое-какие. Положено.
– Люди? Это которые помойкой пробавляются? Нашел людей. Ну, воссияй.
– Опалить могу ненароком. Отойдите на семнадцать саженей.
– А почему именно на семнадцать? В метрах это сколько?
– В метрах? Отойди вон за березу.
– Трудно с тобой. – Фома Кузьмич уронил голову на руки. – То камень тебе, то палку потолще, то мелешь незнамо что про какого-то мытаря, то вдруг воссиять тебе потребовалось. Не простой ты парень. Нет, не простой. Одна снежи-и-нка еще не снег, еще не снег, – вдруг слезно заголосил он, с укором глядя на аггела. – Одна дождинка еще не дождь.
Аггел с минуту смотрел в небо и беззвучно шевелил губами, потом сказал тихо:
– Отдались Фома за березу.
– Верка-а-а! – заорал Фома Кузьмич.
Девочка положила на землю пакет с плодами чудесного дерева и подошла к отцу.
– Ну, чего тебе, алкаш?
– Не хами отцу. Отойдем вон за березу. Ему, вишь ты, воссиять нужно срочно. Смотри, тельняшку не спали, воссиятель.
– О Господи! – Девочка подошла к аггелу и взяла его за руку. – Сам иди за березу, а я с ним останусь.
Аггел взглянул на девочку, одернул тельник, накинул на плечо торбу и зашагал к мусорным отвалам.
* * *
Лохматое измученное солнце грузно валилось на горизонт. Аггел стоял у подножия горы, смотрел на кровавый закат и размышлял о суетности мира. Фома Кузьмич нашел продранную раскладушку и дремал на ней. Аборигены грызли принесенные девочкой плоды и обсуждали пришедших.
– Говоришь, прямо на глазах выросла яблоня? – оттопырив нижнюю губу, засомневался Софокл.
– Ага, – подтвердила девочка. – Из ветки, на которой лисички жарили.
– Гипноз, – изобличил аггела литератор. – Жара и гипноз.
– А как же плоды? – спросила высокая худая дама со шрамом на щеке.
– С собой принес в заплечном мешке. Скоро яблочный спас.
– Яблоки? Вы видели в продаже такие яблоки?
– Сколько угодно. Крымский ранет.
– Чушь! Вы говорите чушь, сударь. Никакие это не яблоки. Возможно, это и не фрукты вовсе. Девчонка все выдумала, и это синтетический продукт из клетчатки, патоки и ароматизаторов. – Дама ухватила девочку за плечо. – Ведь выдумала? Да? Сознайся.
Девочка вывернулась и повертела пальцем у виска.
– Чокнутая, что ли? Зачем мне?
– Мало ли, – неопределенно сказала дама со шрамом.
– А потом винный фонтан учудил, – сказала девочка.
– Высокий? – зачем-то спросил спившийся литератор.
– Может, простая вода? Гейзер внезапный? Бывает, – сказал не старый еще однорукий бомж Славик.
– Ага, вода. Как же. Отец этой водой надрался, как хрюшка. Пока был трезвый, говорил, что рислинг, – сказала девочка.
– Гипноз, – неуверенно повторил литератор. – Или иллюзионист. КИО.
Однорукий бомж мечтательно улыбнулся.
– Фонтан рислинга? Трюк? Пусть повторит на бис.
Аггел подошел к собравшимся, интеллигентно, прикрыв рот рукой, зевнул и сел верхом на мятую молочную флягу. Все почему-то тоже зевнули и уставились на него. Аггел оглядел аборигенов свалки.
