— Значит, убийств больше не было?
— Нет. Спросите у них, — ответил Селвер, кивнув в сторону полковника и Госсе.
— Я имел в виду — у вас. Атшияне не убивали атшиян? Селвер ничего не ответил. Он поглядел на Лепеннона, на странное лицо, белое, как маска Духа Ясеня, и под его взглядом оно изменилось.
— Иногда появляется бог, — сказал Селвер. — Он приносит новый способ делать что-то или что-то новое, что можно сделать. Новый способ пения или новый способ смерти. Он проносит это по мосту между явью снов и явью мира, и когда он это сделает, это сделано. Нельзя взять то, что существует в мире, и отнести его назад в сновидение, запереть в сновидении с помощью стен и притворства. Что есть, то есть уже навеки. И теперь нет смысла притворяться, что мы не знаем, как убивать друг друга.
Лепеннон положил длинные пальцы на руку Селвера так быстро и ласково, что Селвер принял это, словно к нему прикоснулся не чужой. По ним скользили и скользили золотистые тени листьев ясеня.
— Но вы не должны притворяться, будто у вас есть причины убивать друг друга. Для убийства не может быть причин, — сказал Лепеннон, и лицо у него было таким же тревожным и грустным, как у Любова. — Мы улетим. Через два дня. Мы улетим все. Навсегда. И леса Атши станут такими, какими были прежде.
Любов вышел из теней в сознании Селвера и сказал: "Я буду здесь".
— Любов будет здесь, — сказал Селвер. — И Дэвидсон будет здесь. Они оба. Может быть, когда я умру, люди снова станут такими, какими были до того, как я родился, и до того, как прилетели вы. Но вряд ли.
Миры Урсулы Ле Гуин
(Послесловие)
Современная американская фантастика, этот “социокультурный феномен”, которому принадлежит не последняя роль в борьбе за души людей, лишь в ничтожной всей доле печатной продукции этого жанра (составляющей свыше тысячи книг в год!) — произведения серьезных писателей, а в общем потоке псевдолитература, потакающая обывательским вкусам и во многом их формирующая. Однако в лучших, немногочисленных образцах американская научная фантастика находится в резкой оппозиции к официальной идеологии. И тут есть своя сложившаяся традиция.
По словам канадской писательницы Джудит Мэррил, во времена маккартизма научная фантастика являлась “фактически единственным отражением политического климата в США”. В завуалированной, но недвусмысленной форме многие из видных фантастов решительно осудили “холодную войну” и оголтелую гонку вооружений. В самой постановке темы контактов, проблемы взаимоотношений с другими мирами был вынесен приговор маккартизму как синониму реакционной политики, К еще более радикальному выводу приходит американский критик Б.Фрэнклин, заявивший, что ценность научной фантастики определяется тем, насколько глубоко и точно ей удается отразить природу капитализма и предсказать перспективы этой враждебной человеку социальной системы.
Творчество Урсулы Ле Гуин отвечает этим критериям и полностью подтверждает тезис о реализме фантастики.
Критическое восприятие действительности у нее еще более углубляется, знаменуя нарастание новых тенденций, наметившихся в американской фантастике с середины 60-х годов, не без влияния “новой волны” докатившейся с берегов Англии. Правда, Урсула Ле Гуин к этому крикливому, сумбурному течению прямого касательства не имела, хотя по-своему и откликнулась на стихийный бунт англоязычных фантастов второго послевоенного поколения против неуместного оптимизма технократов “перед лицом не решенных — и принципиально не решаемых техническими науками общественных проблем”.
В преломлении к ее творчеству главное в новых тенденциях — обновление изобразительных средств и методов социального моделирования, расширение сферы научной фантастики за счет гуманитарных наук.
И это привело к пересмотру окостеневших “мифологических” построений, застывшей схемы “галактической истории”, где зигзаги исторического развития, проецированные в далекое будущее, представляются бесконечно повторяющимися циклами: прогресс—катастрофа—регресс—прогресс… Отсюда и пересмотр, казалось бы, незыблемых представлений о неизменности человеческой природы, о вечном несоответствии науки и морали.
Урсула Ле Гуин внесла в “галактическую историю” существенные поправки, разорвав кольцо замкнутых циклов. В противовес моделям технократических обществ, переносящим в дали грядущего социальные институты, экономику, психологию, предрассудки давно минувших эпох, она конструирует модели миров, способных к гармоническому развитию. При этом ломка метафизических схем сопровождается у нее овладением диалектическим мышлением.
Революции XX века, приведшие к созданию социалистических государств, освободительные национальные движения, ускорившие процесс деколонизации, грандиозные изменения, происшедшие за короткий срок во всех без исключения сферах жизни, неопровержимо свидетельствуют о том, что сознание и психика миллионов людей отнюдь не остаются стабильными. Урсула Ле Гуин, вольно или невольно, отражает в своих сочинениях эти объективные исторические закономерности. Общественный прогресс в ее понимании не может иметь иной цели, кроме всестороннего развития и духовного обогащения личности.
Гуманитарные устремления, пристальный интерес к обширному комплексу по ее же классификации “мягких” наук (история, философия, психология, антропология, лингвистика, этнография, фольклор) отделяют писательницу от технократического направления, приводят к выдвижению этической проблематики, переносят упор на самого человека.
Урсула Ле Гуин не одинока в своих поисках. Но, в отличие от многих англоязычных фантастов, она не поддавалась нигилистическим веяниям, не впадала в модернистский субъективизм, не отходил от собственно научной фантастики. Этнография в ее книгах не менее научна, чем астрономия или физика в традиционной фантастике. И то, что ее “мягкие” науки во всех построениях остаются науками, отделяет ее также и от “новой волны”.
Переориентация с “твердых” наук на общественные открыла бездну новых возможностей, но никто из американских фантастов не сумел ими так широко воспользоваться, не исследовал их так всесторонне и с такой впечатляющей силой, как Урсула Ле Гуин, писательница яркого дарования, смелой и независимой мысли, создающая по законам научной логики самобытные, сложные, эволюционирующие миры, имеющие выход в историю будущего.
Справочники “Кто есть кто в научной фантастике” приводят краткие биографические сведения: родилась 21 октября 1929 года в Беркли (Калифорния) в семье антрополога А.Л.Кребера. Кончила колледж в Радклифе, затем Колумбийский университет (получив звание магистра). Специализировалась в области романской филологии. Получив стипендию Фулбрайта, продолжила образование в Париже; там же вышла замуж (1951) за историка Шарля Ле Гуина.
