И вновь наступило утро - точно такое же, как предыдущее. Проснувшись, Верран обнаружила, что все тело у нее разболелось и затекло, а телега стоит на месте. Нид обмяк на облучке, а кляча добывала себе пропитание. По траве пробегали порывы холодного низинного ветра, в холодном небе стлались низкие тучи. И вновь Верран кое-как утолила голод скудными припасами, заготовленными гвардейцем Ранзо, и вновь отогнала от себя нарастающий страх. В конце концов она перебралась на передок телеги, чтобы разбудить Нида. На слова и крики он не отвечал, и ей окончательно расхотелось тревожить несчастного мутанта, которому необходимо было отдохнуть. А поскольку оставаться и дальше на месте не имело смысла, Верран решила править сама. Если ей удастся оторвать ленивую скотину от скудного пастбища, то Нид может еще поспать. А если кляча заупрямится, то - и тут челюсти Верран крепко сжались - она заставит ее пожалеть об этом. Очень осторожно, чтобы не разбудить Нида, Верран потянулась за поводьями, лежащими там, куда они выпали из лап мутанта, то есть у его ног. Нид не пошевелился, и что-то заставило Верран пристально взглянуть ему в лицо. Глаза мутанта были закрыты. Губы развалились, обнажив клыки, вяло поблескивающие на утреннем солнце. Нид вроде бы не дышал.
Верран почувствовала, как у нее самой перехватило дыхание. Не может быть, чтобы он умер! Она отказывалась в это поверить.
- Нид, проснись! - воскликнула она, а затем Принялась отчаянно трясти его. - Пожалуйста! Нид! Проснись!
Под ее натиском мутант сполз с облучка и застыл все в той же неподвижности. Верран какое-то время в ужасе смотрела на него, а затем и сама слезла с облучка и склонилась к нему.
Она делала все, что могла, лишь бы ему стало поудобней. Она перевернула его на бок, она промыла его обожженную спину вином, не найдя никакой другой жидкости. Раны на теле мутанта частично запеклись, а частично загноились; засохшая кровь слиплась с лохмотьями серого плаща в общую кашу. Должно быть, эти раны причиняли мутанту жуткую боль, и все же, когда Верран промыла их, он даже не шевельнулся. Приложив руку к его груди, она не почувствовала сердцебиения. Нечего было обманывать себя - Нид умер или вот-вот умрет. Слезы хлынули из глаз, и Верран смахнула их тыльной стороной руки.
- Ах, бедняжка Нид, - совершенно убитым голосом прошептала она. - Какое несчастье! - Она ласково разгладила густую шерсть у него на щеке. - Ты отправишься со мной в Назара-Син, - пообещала она. - Там о тебе сумеют как следует позаботиться. Но если ты так и не проснешься, то тебя с почетом похоронят. Сам лорд Грижни по приезде споет в память о тебе шесть прощальных куплетов.
Она, понурив голову, стояла в телеге на коленях возле тела Ни да.
Немного погодя, мертвенно-бледная и с тяжестью на сердце, Верран пересела на облучок, взяла поводья и, подражая Ниду, зашипела на клячу. Та и ухом не повела. Верран прикрикнула на нее с тем же результатом или, вернее, без малейшего результата. Она нехотя взяла кнут и обрушила на спину клячи первый удар, но та его, казалось, даже не заметила. Во второй раз она ударила посильнее. Кляча, фыркнув, продолжала щипать траву. И тут в мозгу у Верран сломалась какая-то таинственная перегородка. Впервые в жизни ее охватила бешеная безграничная ярость. На мгновение она даже забыла о том, где находится. Встав во весь рост, она принялась неистово нахлестывать лошаденку, используя всю силу, остающуюся в ее изящных ручках. Стегая ленивую скотину, она одновременно орала на нее, охваченная ненавистью, о наличии которой в своей душе до сих пор даже не подозревала. Осыпаемая ударами кляча выгнула спину, крепче вжалась копытами в землю, но, словно издеваясь над Верран, продолжала щипать траву. Верран могла стегать ее сколько заблагорассудится, тронуться с места животина не соизволила.
Она отшвырнула кнут в сторону. По-прежнему охваченная яростью и при этом начисто игнорируя собственное положение, она беззаботно спрыгнула с телеги - да, чересчур беззаботно. Она тяжело приземлилась, острая ударная волна пробежала по ногам и по позвоночнику. И тут же, словно бы в острастку, нахлынула боль. Верран ухватилась за край телеги и постояла с закрытыми глазами, делая глубокие вдохи, пока спазм не прошел. Кляча наблюдала за ней с вялым интересом, потом снова потянулась к траве. Верран подошла к скотине, обхватила ее руками за голову и с силой потянула в сторону от травы. Кляча, фыркнув, закачала огромной головой, стараясь заставить Верран разжать хватку. Верран сжала маленький кулачок и изо всех сил стукнула скотину по носу. Лошадь, наконец разозлившись, одним резким движением высвободилась и ударила Верран головой. Верран, пролетев несколько футов, приземлилась на спину, успев обеими руками накрыть живот. Подняться с земли она даже не попыталась. Боль вспыхнула с новой силой и одновременно с этим из глаз брызнули слезы, сдерживать которые стало невозможно.
Верран лежала на каменистой, едва поросшей травой земле пустоши Гравула и всхлипывала от горя, беспомощности и нарастающего страха. Она оплакивала всю боль, всю обиду, всю ярость. Она оплакивала свое горе из-за смерти Нида и свою тоску по Фал-Грижни, свою ненависть к кляче. Оплакивала потерю Ланти-Юма и всей прежней жизни. Она молотила кулачком по земле, орошаемой ее слезами. Она плакала до тех пор, пока у нее не разболелось горло, не распух нос и не разболелась самым отчаянным образом голова. И когда наконец она наплакалась вдосталь, до полного изнеможения, когда на смену рыданиям пришли сдавленные вздохи, она обнаружила, что по-прежнему лежит там, куда упала, и что никто не придет утешить ее, никто ее даже не заметит. Муж и родители, друзья и слуги, - все остались вдали или умерли. Она могла бы плакать до тех пор, покуда камень здешних скал не подточат ее слезы, и все равно бы никто не услышал ее - никто, кроме клячи, которой нет до нее никакого дела. Все это казалось ей просто-напросто непредставимым. До сих пор, стоило ей заплакать, как все сразу же торопились утешить ее, и она по-прежнему не могла осознать, что на сей раз дело обстоит иначе. Но взгляд на безлюдную пустошь, на равнодушную клячу, на залитое солнечным светом, но холодное небо в конце концов убедил ее, что все именно так, - впервые в жизни она предоставлена только самой себе.
Верран медленно села, все еще всхлипывая. Время шло, а ведь с каждым новым часом вероятность появления погони только увеличивалась. Нельзя же лежать здесь, плача как младенец, она просто не может позволить себе такую роскошь. Верран осторожно поднялась и подошла к телеге. Лошадь по-прежнему не обращала на нее внимания, и Верран вынужденно призналась себе в том, что у нее недостает силы или умения с ней управиться. Значит, дальнейшую часть пути ей придется проделать пешком - другого выхода у нее нет. Но это означало бросить Нида. Верран вновь поглядела на неподвижного мутанта. Она не понимала, жив он или мертв. Но после всего, что он сделал ради нее, могла ли она бросить его и уйти одна? Что, если он все-таки жив? Что, если она оставит его, а он придет в себя и обнаружит, что его бросили, оставив наедине со страданиями полностью беспомощным? Разве так следует вознаграждать отвагу и самоотверженность?
