И это он также говорил не раз… Света знала, что он прав, но не менее хорошо знала она и то, что будет сомневаться в этом, опять и опять сомневаться в этом. Карел продолжал:
— И для них это был действительно всего лишь эксперимент, им было известно, что четырехлетнее добровольное заточение не имеет другого смысла, кроме проверки собственной их реакции на него. У них не было цели.
— А у нас?
— Через пятнадцать лет мы достигнем планет альфы Центавра.
— Раулю к тому времени исполнится двадцать шесть, — тихо сказала Света.
Шел девятнадцатый год полета.
Случившееся было столь экстраординарным, что Астронавтический центр спешно командировал на станцию инспектора. Он прибыл с очередным рейсом ракеты обеспечения: высокого роста, с темно-русыми волосами, сухощавый мужчина под пятьдесят, чье и без того непримечательное лицо имело такое выражение, будто он вот- вот задремлет. Теперь он восседал в кабинете станционного психолога — среднего роста южанина одного примерно возраста с инспектором, мускулистое тело которого выказывало первые признаки тучности. Руководитель станции, сопровождавший инспектора и представивший ему психолога, успел уже скрыться из кабинета под предлогом неотложной работы, препоручив наиболее неприятную часть беседы своему подчиненному.
— Отчет ваш я прочел, — веско заметил инспектор. — И все-таки я просил бы вас еще раз вкратце описать ход событий. Надеюсь, это поможет нам разобраться в случившемся и избежать в дальнейшем повторения подобных ситуаций. Или нет, поступим иначе: я расскажу вам, что сумел уяснить из вашего сообщения, а вы, коль скоро потребуется, дополните мое изложение.
Психолог согласно кивнул.
— Прекрасно, — продолжал инспектор. — Итак, Хвитби работал на станции с четвертого августа. Он выполнял свои обязанности к полному удовлетворению начальства, не проявляя каких-либо признаков психической неустойчивости. Что подтверждалось и обычными периодическими обследованиями. А затем, двадцать третьего августа, произошел…
Тут психолог прервал его, отрицательно покачав головой, и сказал:
— Считаю необходимым указать на то, что здесь, на станции, Хвитби подвергался лишь тесту f-четыре, как это обыкновенно практикуется по прибытии нового персонала.
— Насколько мне известно, f-четыре — всего только соматический контроль общего состояния? — удивился инспектор, и психолог отметил про себя, что собеседник сказал «насколько мне известно». Сам инспектор, похоже, не был специалистом. Подобное случалось.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Так предусмотрено служебными инструкциями, поскольку при перелете к станции могут возникнуть определенные нарушения в физическом состоянии сотрудников, по крайней мере теоретически. Первый психический тест — как правило, h-семь либо h-одиннадцать — выполняется после четырехнедельного пребывания здесь. По данной причине, — речь психолога зазвучала категоричнее, он говорил теперь чуть медленней, хотя и не настолько, чтобы это обращало на себя внимание, — по данной причине я и не мог обследовать Хвитби прежде, чем случился известный инцидент. Сотрудники станции, все без исключения, проходят перед вылетом к нам фундаментальное обследование в Центре, так по крайней мере значится в предписании. И если коллеги на Земле… Впрочем, я не хотел бы строить необоснованных гипотез. До сих пор они направляли к нам отборные кадры.
Инспектор извлек из среднего кармана своей модной пуловеретки небольшой блокнот и сделал в нем короткую запись, не слишком возбудившую любопытство его собеседника. «Пожалуй, и в самом деле не из наших специалистов, — думал психолог, — скорее какой-нибудь тип из администрации, воспользовавшийся оказией, чтобы самолично отправиться в космос, этакий несостоявшийся покоритель вселенной».
Получивший такую оценку инспектор снова захлопнул свой блокнотик и продолжал рассказывать психологу о том, что сам узнал лишь из представленного им же отчета. Тот терпеливо слушал доклад, пока человек с Земли не добрался наконец до финала.
— И потому для меня по-прежнему необъяснимо, как это Хвитби оказался привлечен в качестве наблюдателя к осуществлению столь важного проекта, каким является операция «Звездолет первый». Что, собственно, сам он сказал по поводу происшедшего? Ведь вы же в итоге пишете, что человека этого, несмотря на случившееся, следует считать вполне вменяемым. Но тогда — почему он так поступил?
— Внушил себе, будто мы не имеем никакого права на то, чем тут занимаемся.
— И решил проникнуть через главный шлюз в космолет, подвергнув угрозе весь эксперимент?! Из-за того только, что у него, видите ли, возникли сомнения? Просто в голове не укладывается!
«Этот человек действительно никакого представления не имеет о здешней обстановке, — подумал психолог. — Сознаваться он в этом, разумеется, не желает, да и мне не стоит слишком высовываться после всего, что произошло».
— Вы совершенно правы, — поддержал он инспектора, — проект наверняка стал его тревожить не вдруг. Haпротив, нам следует предположить, что его отношение к проекту было двойственным с самого начала, еще на Земле, с того момента, как ему стало известно об истинном положении дел. Впрочем, достаточно вероятно, что и для него это стало ясно не сразу, а таилось скорее в подсознании. Ну а здесь, на станции, его внутренний конфликт обострился. Ему было, по-видимому, совсем не легко.
— А не мог ли он с самого начала замышлять удар по проекту? Как вы считаете? Мне это кажется логичным.
— Нет, нет. Человек ведь мыслит не строго логически, по крайней мере реагирует не так. Что происходит вдали от него, эмоционально затрагивает его меньше, чем в том случае, когда разыгрывается на его глазах, в особенности если он получает обо всем лишь весьма абстрактную, тщательно отредактированную информацию. Далеко не одно и то же: узнать, из осторожных объяснений специалистов, о том, что тут девятнадцать лет крутится на земной орбите космический корабль, экипаж которого воображает себя в полете к альфе Центавра, находясь на Земле или сидя здесь, наверху, на станции, в непосредственной, так сказать, близости. Чертовски, признаться, странное ощущение, когда дежуришь в одной из наблюдательских кабин и видишь, как за стеной из титанового сплава живут люди, полностью изолированные от внешнего мира и обманутые так, что иной скорее предпочел бы оказаться в гробу, чем в этом титановом цилиндре. Хотелось бы вам находиться там, внутри, на подобных условиях? — психолог движением головы указал вверх, туда, где находился, как известно было обоим, корпус «звездолета», оплетенный конструкциями наблюдательной станции, словно захваченное в паучьи тенета насекомое.
