Неужели мама права? По поводу недопустимости Венчания Душами? Вот посмотреть на неё саму и её мужчин: они ведь отнюдь не в рабстве друг у друга. У мамы есть клан, семья, есть её воинское искусство, научные исследования, проекты, разработки… политика и интриги, в конце концов. Папа тоже занят двадцать четыре часа в сутки, и, в крайнем случае, он всегда может спуститься обратно в Ауте, к своему народу. Ну а что касается Раниэля-Атеро, так тот вообще вряд ли бровью поведёт, если весь окружающий мир бесследно исчезнет. Что ему, в первый раз, что ли? Абсолютно самодостаточная личность…
Когда я была с Иннеллином… Мир для меня ничего не значил. Мир заключался в спутнике моей души. Даже танцы, даже эта страсть, эта неотъемлемая часть моей натуры, стали казаться всего лишь прекрасным приложением к его музыке. И в устремлённых на меня глазах я видела отражение той же страсти, того же отречения от себя в пользу другого. Это плохо? Это страшно? Жизнь показала, что да. Но будь у меня возможность, изменила бы я что-нибудь в своём прошлом? Отказалась бы хоть от одного мгновения?
Ни за что.
Какой ещё ответ нужен?
Отец слегка шевелится, и я всем телом ощущаю перекаты могучих мускулов под золотистым покровом чешуи.
— Антея, я хочу, чтобы ты запомнила: что бы ни случилось, семья всегда тебя поддержит. Во всём.
Сначала хочу по привычке возразить, что ничья поддержка мне не нужна, потом наконец замечаю, что фраза построена в будущем времени.
— Папа, что происходит? Что вы планируете?
Он поднимается — огромная гора золотистого великолепия, когти аккуратно сжимаются, ставя меня на ноги.
— Я хочу вновь лететь с тобой, дочь.
Открываю рот, чтобы протестовать, но он уже напрягся, сжался яростной пружиной, глаза вдруг засверкали интенсивной зеленью. Толчок, взметённый могучими крыльями воздух сбивает меня с ног, а пламенеющий силуэт исчезает вдали. Бормочу себе под нос человеческое ругательство, резко бью крыльями, и знакомые очертания Дериул-онн вдруг оказываются далеко внизу. Разворот на кончике крыла, изменить направление, поймать воздушный поток. Вперёд!
Меньше чем за минуту нагоняю сияющего золотом ящера, описываю вокруг него провокационную петлю. Состязаться в скорости? С кем, со мной?
От его смеха Небеса взрываются разрядами молний, облака вдруг приобретают золотой оттенок, наполняются внутренним светом. Летим вместе, быстрые, свободные, плетём сложный рисунок вращений и спиралей, петель и падений. Воздух сладок, воздух прозрачен, воздух наполнен запахами, которые нельзя встретить в человеческих мирах. Я воспринимаю ветер, потоки и течения как нечто материальное, осязаемое, нечто гораздо более плотное, но в то же время проницаемое, нежели поверхность любой планеты. Небеса Эль-онн — особенные. Они не имеют аналога в Ойкумене, они вообще, по физическим законам, не могут существовать. Это просто облако газов и болтающихся в нём различных объектов, неизвестно как оказавшееся посредине непостижимого Ничто, называемого нами Ауте. Здесь можно увидеть десяток солнц одновременно или же десяток лун, а можно столетиями не знать света. Здесь звёзды имеют привычку подлетать и садиться на ладонь маленькими светлячками, здесь гравитация имеет примерно то же постоянство, что погода в других мирах, здесь соседствуют такие формы жизни и нежизни, что понятие разума теряет всякий смысл.
Отец с торжествующим криком взмывает вверх, по спирали падает вниз, я вторю ему с неподдельным восторгом. Это — то единственное, что действительно нас сближает: радость полёта, непередаваемый восторг воздушного танца.
Мои крылья наконец раскрылись на полную ширину, несколько метров золотистой энергии, чуткой, проницаемой, послушной, не уступающей по мощи крыльям отца. Запрокидываю голову и радостно смеюсь, кричу, снова смеюсь. Дома, дома, дома, наконец-то дома, на Эль-онн, Ауте, я наконец-то вернулась! Вернулась!
Ашен начинает песню сначала тихо, неслышно для обычного слуха, с первой же ноты вплетая в мелодию высшую магию. Музыка ширится, разрастается, питаемые ею сен-образы вдруг заполняют всё вокруг, все Небеса, становятся видимыми, материальными, ощутимыми.
Мы уже в другом мире, мире, созданном силой его таланта, столь же реальном и настоящем, как и любой другой. Небо здесь бездонной темноты, миллиарды звёзд сияют длинными вереницами, луны танцуют стройной цепочкой, а снизу тянет пьянящим запахом трав и ночных цветов.
Мелодия меняется, и мы среди белоснежных, окрашенных лишь в цвета зарождающейся зари облаков, спешим навстречу восходу…
Мелодия меняется…
Нет, Драконы Ауте не могут перемешаться среди миров, как дараи, они просто создают их на свой вкус, на свой выбор.
Я выгибаюсь, нежась в ритмах его песен, в тепле его фантазий, я лечу тонкой золотистой стрелой, ощущая пламя огромного смертоносного создания за плечом, и чувствую себя в полной, совершенной безопасности. Смеюсь…
Боль появляется внезапно, оглушающим ударом поглощает весь мир, становится всеобъемлющей, единственной реальностью. Небо сотрясается от моего крика, но я сама его едва слышу, всё поглотила боль. Руки отца (когда он успел принять человеческую форму?) подхватывают меня прямо в воздухе, укачивают, знакомый голос шепчет на ухо успокаивающие слова. Позволяю отнести себя обратно к онн клана, стараясь не противодействовать сотрясающим тело спазмам. Через несколько минут приступ проходит, и я снова могу нормально мыслить.
Отец выглядит так, словно сейчас наложит на себя руки.
— Анитти, прости, я знаю, что я идиот, потащить тебя в таком состоянии…
Поднимаю ухо, останавливая поток извинений:
— Шш-ш, всё в порядке, это не из-за полёта. Просто камень отращивает внутри моего тела новые нервные окончания, это болезненный процесс.
Брови слегка сходятся над его собственным имплантантом, глаза вдруг приобретают тёмно-синий грозовой оттенок. Что-то да подсказывает, что маме с тётей Ви сегодня предстоит не слишком приятный разговор. Только теперь вспоминаю, что папа пришёл к эль-ин сформировавшейся личностью, и ему камень тоже должны были пересаживать уже взрослому. Было ли это так же болезненно?
Вряд ли. Его симбионт производит впечатление идеально подобранного, возможно специально для него выращенного, взаимная адаптация в данном случае должна была пройти гораздо легче.
Он поднимает меня на руки, и на этот раз я не возражаю против того, чтобы с «уже совсем взрослой, совершеннолетней эль-ин» обращались как с ребёнком. Утыкаюсь носом в тёмную тунику и тихо шепчу:
— Это был прекрасный полёт.
И слышу такой же тихий ответ:
