В подсвечнике горят пять красных свечей; перед ним другой подсвечник, в форме женской фигуры; тело женщины чуть прикрыто коротким платьем; ноги и большая часть груди обнажены. В ложбинке между грудями висела на цепи подвеска, та самая, которую держит в руке Гвеннан; на высоко поднятой голове женщины — корона в виде луны. В этом подсвечнике тоже пять свечей, но они синие, и их фитили горели бледным серебристым пламенем, сравнительно с ярким золотом огня красных свечей.
Оба подсвечника стояли на столе, прочном, лишённом всяких украшений. Его столешница — срез одного ствола, такого толстого, что это даже трудно себе представить. Дерево хорошо отполировано, видны годовые кольца — внутри цвета густого мёда, ближе к краю, к коре, коричневые.
Поверхность стола настолько отполирована, что в ней отражались оба подсвечника, но отражение разорвано и искажено тремя стоящими на столе предметами. Чаша, скорее кубок, глубокого красного цвета, с длинной хрустальной ножкой, восьмиугольной по форме. А перед кубком два скрещённых ножа или кинжала, с ручками из какого-то тусклого тёмного камня, одна в виде волчьей головы (а может, это смесь волка и человека, ужасное смешение одного существа с другим), с красными камнями вместо глаз.
Ручка другого ножа Гвеннан слишком хорошо знакома. Это существо с совиной головой, которое было в своре чудовищ. Оно из серого, грязного на вид камня. Глаза у него живые, красные.
Девушка смотрела на стол, и руки её невольно потянулись к подвеске. Ей показалось, что плащ сам по себе шевельнулся, плотнее укрывая её. Потому что перед ней, яркая и сверкающая, лежала Тьма, древняя Тьма. Каким-то образом эти предметы оскверняли комнату, принося с собой зло.
Она не смела повернуться к ним спиной. Быстрый взгляд в сторону — и она увидела дверь, через которую всегда входила в это помещение. Эта дверь ведёт в прихожую, а оттуда совсем близко до входной двери — и свободы. Что-то в этом доме изменилось. Заново обострённые чувства девушки говорили ей, что под знакомым ароматом пряностей таится болезненно-сладкое зловоние разложения.
Следы Тора! Она не сомневалась в этом, будто была свидетельницей его заклинаний. Тор не дал проснуться очередному опекуну — вот чего нужно бояться. И он сильнее неё, хотя тоже полукровка. Его учение далеко завело его по тропе знаний — добрых или злых. Он может смеяться над ней. Почему леди Лайл именно сё противопоставила ему? Древняя линия, должно быть, почти исчезла, если она сделала такой отчаянный выбор.
Гвеннан двинулась, не отрывая взгляда от стола, прислушиваясь, уверенная, что Тор покинул эту комнату ненадолго, что он в любой момент может вернуться, чтобы продолжить свои заклинания, свои тайные обряды. Дойдя до двери, она вынуждена была на мгновение прислониться к широкой панели, чтобы собраться с силами.
Пальцы её легли на ручку, она собрала всю свою решимость. Раскрыв дверь, увидела прихожую.
Никого нет, но она ждала, прислушиваясь. Эти последние несколько шагов к свободе оказались самым трудным испытанием в сё жизни. Она видела, как свет отразился в глазах дерева-женщины. Статуэтка следила за ней, другие тоже. Гвеннан вцепилась во входную дверь, открыла ее и, тяжело дыша, как после долгого бега, вышла на неяркое солнце — должно быть, стояла середина дня.
Во дворе не было видно никаких попыток расчистить снег, и никаких следов, значит, из дома никто не выходил в последнее время. Гвеннан брела через сугробы, поминутно оглядываясь через плечо. Глубоко посаженные окна с мелкими стёклами казались слепыми, как глаза, из которых ушла жизнь.
Но ведь в очаге горел огонь, кто-то зажёг свечи. Теперь, когда на открытом воздухе страх немного рассеялся, девушка отчётливо ощутила, что в доме пусто. Слуги? Во время её предыдущих посещений они всегда, рано или поздно, появлялись, двигаясь неслышно и незаметно. Ей даже казалось, что они живут в каком-то своём тайном мире, из которого приходят по вызову главы этого дома.
Где они теперь? И Тор… Конечно, это Тор, новый хозяин, подготовил тот стол-алтарь. Но она его не видела. Однако дом велик, она даже не знает насколько, в нём ещё много комнат, за теми, в которых она бывала. И всё же… там так тихо.
Гвеннан пришлось перебраться через два глубоких сугроба, чтобы добраться до каменных столбов, обозначавших выход на дорогу. И даже здесь снег не убирали. Но идти стало легче. Она решила не оглядываться и, шагая вдоль погребённой стены, не стала поворачивать голову и смотреть на камни на насыпи. Из леса вблизи стены послышался резкий крик. Гвеннан вздрогнула, но тут же взяла себя в руки — всего лишь крик птицы. Но насколько она помнит, ей раньше не приходилось слышать такого мрачного, громкого, далеко разносящегося крика.
Дорога повернула, Гвеннан увидела свой дом и небольшую рощицу перед домом Ньютонов. Она побежала, скользя и спотыкаясь, решив побыстрее добраться до места, которое означает возврат в нормальный мир. Как только она вышла на открытое место, принуждение, владевшее ею, отступило, и реальность, которую она знала всегда, вступила в свои права. В ней две личности, и внутри неё они борются за власть…
Дверь не закрыта. Должно быть, она так её и оставила. Прошёл почти целый день, и как она отчитается об этих пропущенных часах, если её спросят? Она прикрыла за собой дверь. В прихожей тепло. Темнело. Гвеннан закрыла дверь на засов.
И поняла, что очень голодна и устала. Головная боль прошла, но осталось неприятное ощущение слабости. Войдя в кухню, она вынуждена была посидеть немного, с благодарностью глядя на знакомое окружение — её охватило ощущение безопасности, которое она всегда испытывала в этом доме. Расстегнув брошь-глаз, она позволила плащу соскользнуть с плеч, и ткань больше не задерживалась, не цеплялась за неё.
Сбросив плащ на стул и сняв остальную верхнюю одежду, Гвеннан принялась жарить яйца, резать толстые куски деревенского бекона, наполнять кофейник.
Она ела и никак не могла наесться. Закончила пригоршней печенья, отобрав разломанное или слегка подгоревшее: для библиотеки всё равно не годится. Завтра воскресенье. Она позвонит Грэхэмам и скажет, что не может идти в город. Она больше ничего не хочет, только спать, спать, спать…
Спать — но без снов! Мысль о снах вывела её из дремоты, и она заставила себя помыть посуду. Нет, никаких снов!
Но даже этот страх не смог победить усталость, она всё-таки пойдёт в спальню, ляжет, укроется. Гвеннан задёрнула занавеси на окнах. Она не хочет ничего видеть, кроме этой комнаты.
Но, раздеваясь, она не сняла подвеску с шеи. Диск как бы стал частью её тела, и она могла избавиться от него не больше, чем человек от своей собственной руки. Циферблат снова потускнел, символы стали еле видны. Ложиться ещё рано, но Гвеннан не могла больше сидеть, хоть на небе ещё видны были лучи заката.
