В «Буре мечей» действие и судьбы главных героев постепенно стягиваются к трем основным центрам притяжения — судьбам Дейенерис Таргариен, наследницы свергнутого короля Эйериса II, Джона Сноу, бастарда герцога Эддарда Старка, Хранителя Севера и Тириона Ланнистера, карлика, сына надменного лорда Тайвина, ближайшего советника царствующего короля Джоффри Баратеона.
Дж. Мартин написал настоящую книгу, достойную уровня литературы рубежа XX–XXI веков. Автор нарисовал не красивую сказку о благородных эльфах, а жестокое произведение о гражданской войне. Среди чудес фэнтезийного мира льется настоящая кровь и в жестоких муках умирают люди. Война, в изображении Мартина — это ужасное, а вовсе не благородное дело.
Главные герои постоянно попадают в ситуации одна страшнее другой, но не выбираются из них с той легкостью, с какой обычно это проделывают персонажи фэнтези. Отличие эпопеи Мартина от многих других книг жанра заключается в том, что в ней постоянно (как и в реальной жизни) гибнут главные герои. Одни навсегда уходят со сцены, а на передний план выдвигаются новые персонажи. В «Буре мечей» это прежде всего «одичалые» — люди, обитающие севернее Великой Стены, и их глава — Манс-разбойник, «Король-за-Стеной». Битва с «одичалыми» станет кульминационным моментом «Бури мечей».
Однако сражения продолжат терзать Семь Королевств не только на севере. И читатели не досчитаются многих, им уже полюбившихся героев. В этом томе Мартин был особенно беспощаден по отношению к своим персонажам, истребляя их, невзирая на королевский сан или разработанность образа. Все меньше становится рыцарей, способных защитить Семь Королевств. А между тем Иные движутся на юг, чтобы навсегда стереть людей с лица земли.
А нам, читателям, остается надеяться, что творческий дар Дж. Мартина не подведет его при описании столь грандиозных и почти апокалиптических событий в будущих томах истории о Семи Королевствах.
Глеб ЕлисеевНаталии НЕКРАСОВА
МСТЯЩИЕ БЕССТРАСТНО
Москва: ACT, 2002. — 316 с.
(Серия «Звездный лабиринт»).
10 000 экз.
________________________________________________________________________
Существует апокриф, согласно которому первоначальный вариант «Пикника на обочине» заканчивался короткой фразой, снятой впоследствии самими авторами: «И стала тьма».
«Повесть о последнем кранки» из рецензируемого сборника Н. Некрасовой словно дает ему продолжение. Победив бессмертных богов, великий герой Фэгрэн потребовал от них «счастья для всех». Покоя, радости, изобилия, избавления от болезней, старости и страха смерти. И боги даровали народу все эти блага, после чего ушли из мира. Ибо там, где счастье дается даром, нет нужды в героях…
Древний народ инетани, почитаемый людьми за колдунов, действительно счастлив, прекрасен и мудр. Он умеет творить и умеет сражаться. Но у него нет будущего — ибо целью всех инетани является Имна-Шолль. Место, куда уходят, устав от жизни, и где каждый получит то, чего пожелает. И уже недалек тот час, когда последний инетани уйдет в свой рай, унеся из мира волшебство и обретя вечное блаженство в одиночестве — а эта земля навсегда станет вотчиной людей. Тех, чьи предки не одерживали побед над богами и не утратили цели своего существования. Тщательно прописанная этнография заставляет вспомнить романы Урсулы Ле Гуин. Особенно это касается «документальных» вставок, представляющих собой комментированные тексты древних легенд и сказаний, еретических книг и научных трактатов.
Вторая повесть сборника, «Мстящие бесстрастно», относится к тому же жанру «этнографической» фэнтези. Да и действие ее происходит в том же самом мире, лишь в иной его части. Но волшебства здесь почти уже не осталось — если не считать длинных ночных бесед, которые ведет героиня со спящими в ее крови Древними Богами.
Основная идея повести ограничена довольно расхожей схемой — автор показывает, как разлагается клановая структура общества, рушатся законы, долг подменяется личным интересом, а честь уступает место преданности. Однако описанный социальный процесс в реальном мире занимает многие десятилетия, если не века, здесь же он укладывается в считанные годы. Получается, что подростков-эсо учили одному, а требуют от них уже совсем другого.
Создается впечатление, что автора куда больше увлекают внешние детали — подробности быта приморского Араугуда, хитросплетения социальной структуры кланов Эшхарина, технология воспитания и обучения эсо — бесстрастных и изощренных клановых мстителей. Превратившись в самоцель, этнография начинает довлеть не только над сюжетом, но и над текстом повести, который пестрит массой слов из любовно воссозданного автором местного языка — они вынесены в специальный глоссарий (без него многие места понять попросту невозможно). Заметим, что в первой повести значение всех непонятных слов получало объяснение прямо в тексте, что ничуть не мешало его восприятию.
Владислав Гончаров________________________________________________________________________
Счастливо то поколение, в жизни которого была Книга. Не книги вообще, а одна — с большой буквы, не прочесть которую среди представителей этого поколения считалось чем-то постыдным. Для поколения, пришедшего в жизнь в начале 50-х, такой Книгой стал роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Были еще, конечно, Стругацкие. Но мы воспринимали творчество братьев в совокупности и скорее, прагматически: как мир, который сразу же стал для нас «своим», в котором мое поколение не только мечтало пожить, но и реально жило, несмотря на то, что творилось за окном. Этим миром мы оказались заражены — кто на десятилетия, а кто и до конца дней, — и за него многие готовы были драться.
А вот роман Булгакова не стал литературным манифестом эпохи. Он неожиданно вывалился на нас из какого-то до того малознакомого и малопонятного прошлого, обрушив на совсем не подготовленного читателя лавину вопросов, проблем и ассоциаций, о которых тогда большинство не задумывалось. Этот ворох проблем оказался в новинку даже для взрослых; что же говорить о моих сверстниках — старшеклассниках и первокурсниках конца шестидесятых. Мы грезили далеким будущим, а роман Булгакова уводил мысль в историю — во всех отношениях легендарную и мифологическую. Мы все безоговорочно мыслили себя «физиками» — даже самые что ни на есть гуманитарии, потому как на дворе стоял век рацио; а роман завораживал материями потусторонними и мистическими. Эта многоплановая и многоярусная книга не обожгла и не воспламенила мое поколение… Точнее будет сказать, что она нас — технократов-энтузиастов — как-то резко и болезненно осадила. Заинтриговала, заворожила, затянула. И с каждым новым прочтением мы все глубже погружались в эту бесконечную воронку, которая зовется Культурой, открывали ее для себя — слой за слоем, и на каждом уровне погружения с неизбежностью задумывались.
