— Хватит! — вмешалась Карини. — Дуккон прав: мы не можем оставить случившееся без внимания. Фаргел, предложенное тобой наказание слишком мягко.
— Что ты предлагаешь? — заговорила Парме, другая женщина-вампир. — Фаргел не хочет, чтобы мы вмешивались. Если мы пойдем наперекор его воле, начнется война.
— Вот именно, — проронила Карини. — Поэтому мы не будем вмешиваться. Пока. Война не нужна никому, в том числе и Фаргелу. Значит, он сам примет надлежащие меры.
— Чего ты хочешь? — хмуро спросил защитник.
— Я? — притворно удивилась Карини. — Ты — Учитель. Тебе и решать.
— Я знаю, что делать! — неожиданно для всех пророкотал Дуккон. — Мы призовем мальчишку на суд Старейших. Только заглянув в его голову, можно будет сказать, чего он хочет или не хочет на самом деле.
— Предлагаешь взломать его телепатическую защиту? — смекнула Карини. — Хорошее предложение.
— Я возражаю! — поднял руку Фаргел.
— С чего бы? — радостно скалясь, поддел Даулет. — Разве мальчику чем-то может угрожать справедливый суд вампиров? Если он не хотел ничего дурного, его отпустят — ты знаешь это. Что делает его присутствие здесь таким нежелательным?
— Даулет, прекрати! — оборвала его излияния Карини. — Слишком много эмоций. Фаргел, твое возражение отклоняется: отчет ученика перед Советом не противоречит Кодексу, даже если этот отчет принудителен. Ставлю вопрос на голосование. Кто поддерживает предложение Дуккона?
Против оказался один только Фаргел.
— Кто приведет Кешу сюда? — спросил он, когда голосование окончилось. — Я прошу Совет освободить меня от этого поручения.
— Нет проблем! — радостно воскликнул Даулет. — Это сделаю я.
— Возражаю! — тут же отозвался Фаргел. — Даулет — заинтересованное лицо и…
— Принимается, — не дослушав, согласилась Карини. — Это должны быть те, чья независимость гарантированна.
Какое-то время Старейшие мерили друг друга взглядами. Независимого представителя не нашлось: у всех сложилось то или иное отношение к новичку или просто не было желания возлагать на себя эту работу.
— Мы не будем заниматься его поисками, — сказал, наконец, Дуккон. — Значит, это должен быть кто-то не из числа Старейших.
— Пойдут мои ученики, — о чем-то напряженно размышляя, проговорил Карини. — Двое из них совсем рядом, на юге области. Если их позвать, они будут здесь уже через два часа.
— Полагаю, уважаемая Карини знает, что делает, — склонился в низком поклоне Дуккон. — Но если этот новичок осмелился напасть на Старейшего…
— Если он осмелится возразить посланцам Совета, он уже никогда не сможет… — Карини осеклась, взглянула на Фаргела, укрывшего свои чувства под маской спокойствия, — он уже никогда не сможет вести себя столь вызывающе, — Старейшая вопросительно оглядела Совет.
Вампиры согласно промолчали.
Карини повернулась к Фаргелу:
— Рассказывай все, что знаешь о нем: о его семье, друзьях, знакомых, о его девушке. Говори все, чтобы мои ученики сумели найти твоего Кешу раньше, чем этот вампир с мозгами и опытом молочного щенка вытворит что-то еще!
— …Я еще раз повторяю: берите самое необходимое и переезжайте отсюда! Чего егозитесь? Маленькие дети, что ли?! Деньги я принес.
— Кеша, мы все-таки побудем здесь, — возразила мама. — Чего бегать, прятаться по углам? Если мы кому-то сильно понадобимся, он нас и в гостинице найдет.
— Я что, непонятно объясняю? Чтоб завтра вас тут не было! Деньги на первое время есть? Есть! Вот и собирайтесь! Некогда рассусоливать!
Родительница насупилась и сделала вид, что меня не слышит. Это она зря:
— Мама!!
— Что «мама»?! — она упрямо вздернула подбородок. — Я уже, слава Богу, тридцать восемь лет как мама!
— Тридцать восемь? — поразился я. Кто бы мог подумать. — Однако, если мне только двадцать…
— Не, не тридцать восемь, конечно, — она смутилась. — Это я живу тридцать восемь лет. Нечего цепляться к словам!
Из ванной комнаты вышел отец, прошел на кухню. Хлопнув дверкой настенного шкафа, достал бокал. Налил чай. Сел за стол, взглянул на сына затуманенными глазами. И чего того принесло в три часа ночи? Мне даже неловко стало.
— И долго это будет продолжаться? — неожиданно агрессивно вопросил отец хриплым спросонок голосом.
Я безмолвно уставился в его недовольные глаза, всем своим видом показывая: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. И вообще — о чем зашел разговор?
— Я тебя спрашиваю! — рявкнул папа, заметив, что любимый сын почему-то не торопится с ответом.
— Чё? — робко спросил любимый сын, мгновенно забыв о своих сверхвозможностях: родительский гнев — это штука такая… опасная.
— Долго мы с матерью из-за тебя нервничать будем?
Вот оно что… Я стыдливо потупился, философски размышляя о причине возникновения во-он той царапинки на кухонном столе. Ножом столешницу порезали или вилкой прошлись? Скорее ножом, но тогда бы и царапина была побольше…
Бах! Кулак отца с силой опустился рядом с чашкой: наверное, мое поведение бате не понравилось. Чашка подпрыгнула, позвенела ложечкой и пошла на снижение. Ее встретил прыгнувший вверх стол и ночную тишину снова разогнал веселый звон.
— Ну что ты гремишь? Люди же спят! — запричитала мама.
Отец промолчал. Он пристально смотрел на меня и ждал ответа. Нехорошо так смотрел, давяще.
— …Не знаю, пап, — вздохнув, признался я. — Ничего не могу сказать. Наверное, для всех будет лучше, если я пропаду на полгодика.
— Как пропадешь?! — ахнула мать.
— И куда ты направишься? — осведомился отец.
— Да есть одно местечко, — таинственно молвил я, попутно соображая, что говорить дальше. — Как-нибудь перекантуюсь.
Это родителю не понравилось.
— Значит, так! — постановил он. — Никаких перекантуюсь не надо. Завязывай со своей эфэсбэшной работой — с криминальным уклоном — и живи здесь. В нормальной семье, как все нормальные люди.
Я вздохнул. Если бы все было так просто!
— Пап… вам грозит опасность. Я хочу, чтобы с вами все было нормально.
— Это радует, — сухо заметил отец. — Но пока твое хотение счастья не принесло. Так что все, разговор окончен.
Блин!! Надеясь на чудо, я встретился с мамой глазами. Пока мы с папой спорили, она сидела молча, переводя взгляд своих внимательных глаз с мужа на сына — и обратно. Размышляет? Сомневается? Нет, чуда не будет: если мама занимает молчаливую позицию, значит, она согласна с отцом. Как же мне им все объяснить??
— Надька тут тоже панику развела, — буркнул отец. — Страшно, мол, ей: монстры всякие чудятся. Слезы в три ручья; не плачет — ревет белугой. Твоя работа, поди?
