Я, испытывая какую-то необыкновенную лёгкость и уверенность внутри себя, вытащил Лешего из-под завала, водрузил его тело на свои плечи, перенёс на край поляны и аккуратно положил на неё, склонился над стариком, на мгновение замер, сосредоточился, а потом напрягся и пустил мысленно-волевой импульс в голову Лешего. Ничего не произошло. Я досадливо крякнул, помотал головой, снова вперил свой пристальный взгляд в Лешего, но на этот раз я немного отошёл в сторону и направил свою энергию не в его голову, а как бы во всё тело. Снова ничего не произошло. Чёрт возьми! Что-то я делаю неправильно и не так. В чём же моя ошибка? Ну, думай, Призрак, думай!
Так, так, так… И что же я делаю не так! В чём моя ошибка?! Ну, ну, ну… Я решил расслабиться. Походил по поляне, с удовольствием посмотрел в умиротворенное сапфировое небо, которое потяжелело в предчувствии неумолимо приближающегося вечера, зачем-то потряс ногами и руками, глубоко вдохнул и выдохнул ещё слегка горький воздух, повертел головой, а потом совершенно спокойно, без суеты и особого напряжения послал в сторону Лешего мощный энергетический импульс. При этом я, вдруг, представив перед собой благостную картину весны, бурного таяния снега, сладостного возрождения природы, набухания почек и почему-то возбуждённого мартовского кота.
И чудо свершилось! Сила, как всегда, таилась в покое! Раскрылись передо мною все потаённые доселе чертоги моего сознания. Посмотрел я весело на невыносимо синее и чуть туманное предосеннее небо. И стало так благостно на душе, и понял я тайную суть ранее непонятных мне строения и движений материи и энергии, что являлось в принципе одним и тем же, и вздохнул я с огромным облегчением и с чувством полностью исполненного долга. О, как всё просто в этом мире и, очевидно, в миллиардах иных Миров! Так всё просто! Кто бы знал!
— Привет, Призрак, — раздался бодрый голос Лешего. — Извини, что-то неожиданно сморило меня, видимо переборщил с самогоном. Права Барбара, пить надо меньше.
— Да, это истина на все времена, — усмехнулся я. — Но если беспрекословно следовать бесспорным истинам, которым нет числа, то зачем тогда жить на свете? Жизнь — это вечный спор и отрицание вроде бы самых истинных истин, в результате чего, в конце концов, рождается её величество правда.
— Хорошо сказано, но несколько заумно, — пробормотал старик. — Где мы находимся, что происходит? Бардак какой-то вокруг. Голова у меня тяжёлая. Ничего не пойму.
— Напоминаю. Битва гигантов, их гибель, ураган, замутнение неба и мозгов. Вам это ничего не напоминает, сударь?
— О, Боже, где наши пленники!?
— Восстанавливаются в очередной раз. Я их только что расстрелял из автомата.
— Что!?
— То, что слышал, — ухмыльнулся я. — Надоело всех в чём-то убеждать, унижаться, уговаривать, юлить и пресмыкаться. Говорят, что действие всегда вызывает противодействие. Ерунда! Жёсткое, мощное, решительное и бескомпромиссное действие никогда не вызывает достойного противодействия. Все эти упомянутые мною выше псевдонаучные рассуждения являются сладкой манной кашей для всяких дурачков, но не для истинных воинов и героев.
— Призрак, в тебе что-то изменилось! Постой, постой! Ты — это ты, или кто-то иной?!
— Нет, это не я. На самом деле я дядя, который приехал к тебе в гости из Пензы!
— Неплохой город. Я там был влюблён и беспечен.
— Прекрасные чувства. Мне бы так. Но, увы, судьба мира в моих руках. Какая уж тут любовь.
— Призрак, ты меня пугаешь!
— Эх, мой старший брат! Разве может быть напуган пугаемый человек так, как тот, кто его пугает?!
— Не понял.
— Все великие истины всегда сразу не понятны.
— Согласен.
— Эх, сейчас бы на рыбалку в какое-нибудь тихое, чистое и живописное место! — вздохнул я. — Надоела вся эта гарь и грязь.
— Призрак, может быть тебе следует ещё немного выпить, прилечь, успокоиться и отдохнуть?
— Вот так всегда! — возмутился я. — Только человек начинает осознавать суть всего и понимать потаённый смысл явлений, как его тут же какой-нибудь доброхот стремится напоить и уложить спать. Грустно и смешно.
— Призрак!
— Всё, я пришёл в норму, — усмехнулся я. — Давай, закончим эпопею с нашими пленниками.
— Хорошо, — Леший подошёл к завалу и с трудом отыскал там свою винтовку.
— Ты знаешь, мне кажется, что оружие нам сегодня больше не понадобится.
— Почему?
— А зачем нам нужны эти пукалки? Справимся сами, своими силами, обойдёмся без них как-нибудь.
— Призрак, я окончательно пришёл в себя, ощутил тебя и мне кажется, что ты… — несмело произнёс старик.
— Да, теперь я имею какой-то довольно высокий Уровень пси-воздействия. Ну, что же, грех не воспользоваться теми возможностями, которые даны мне то ли Богом, то ли Высшей Силой Вселенной, то ли просто природой. Собственно, что такое природа? Я думаю, что она…
— Призрак!
— Ах, да! Короче… Пока ты спал, я немного подумал о жизни и о судьбе, поразмышлял, расслабился, достиг почти полного просветления души, то есть, нирваны, и вот он результат, не заставил себя долго ждать. Я очередной раз убедился, что все положительные и удивительные наши способности истоки свои имеют в священном и сакральном месте, имя которому «ПОКОЙ!».
— О, как просто!
— Не всё потеряно, мой старший брат, — отечески похлопал я по плечу Лешего. — Думай, дерзай, иди вперёд, совершенствуйся и у тебя всё получится, как и у меня.
— Попробую.
— Ладно, пошли, навестим наших пленников, — усмехнулся я. — Ох, чувствую я тяжёлую и железную поступь легионов Федерального Бюро Расследований и даже Центрального Разведывательного Управления вкупе с Агентством Национальной Безопасности. Надо поспешать.
— Согласен.
Мы, не торопясь, поднялись к капсуле и никого там не обнаружили! Да, на этот раз Настя и Шериф восстановились очень быстро. Слишком быстро. Эх, зря я не прострелил этим типам жизненно-важные органы!
Солнце медленно и неохотно склонялось к закату, приближаясь к той потаённой, крайне мистической и загадочной грани, за которой неотвратимо следовали сумерки, перерастающие в ночь. Кругом царила полная и звенящая тишина. Конечно, она порой крайне необходима и вполне уместна, ну, например, для сна. А ещё для благостных раздумий, или для медитации. Ну, или для крайне интимного и страстного признания в любви. Но, такой абсолютной тишины, да ещё в экстремальных условиях, я ещё не встречал никогда ранее, и она закономерно нервировала меня и вызывала в душе неприятную и зудящую тревогу, которая грозила перерасти в лёгкую, а потом, возможно, и в самую тяжёлую и даже очень опасную и затяжную панику.