Каждая минута тянулась нестерпимо долго. Горацию хотелось закричать, обратиться к кому-нибудь за помощью, заплатить, пообещать, припугнуть, сделать всё, что угодно, только вернуться в свой привычный мир. Разум Горация был жив, а его тело, лишенное возможности взаимодействовать с окружающей действительностью, фактически, было мертво. Вскармливаемое роботами, чистое и проветренное, оно хранило разум Горация, который не имел возможности реализовать ни одно из своих желаний. Это было то, что хуже смерти. Это была пытка. Горацию казалось, что его душа сверху вынуждена наблюдать за собственной беспомощностью. Неподвижное серое тело, которое и было самим Горацием, находилось рядом, но было не с ним. Неуправляемое, оно воспринималось Горацием как нечто чужое и безжизненное, лишенное души, желаний, возможностей, чувств.
Лучше бы разум его угас. Лучше было бы не знать, что такое реальность. Вот она трагедия человека бестелесного – обязательное наличие специальной электронной среды, посредника между разумом и телом.
Ничто не отзывалось на сигналы, посылаемые мозгом Горация. Он пытался пошевелить ногой, та оставалась неподвижной, он пытался кричать, но звук застывал где-то в груди. Гораций ненавидел Создателей. Как же это было жестоко – не убить его, оставить в живых, заставить безмолвно наблюдать за совершаемым над собой беспределом.
Гораций хотел жить, но не этой урезанной, а той полноценной жизнью, которая была у него в Пространстве. До возвращения к ней была вечность. Это в Пространстве время пролетало, пробегало, проносилось, здесь же оно остановилось. Это там, времени ни на что не хватало, здесь же его было невыносимо много. Но его не на что было тратить. Гораций изнывал от скуки. Каждое воспоминание о прошлой жизни болью отзывалось в его душе. Как же далеко от него было всё то, чем жил он многие годы! Игры, развлечения, тренировки, турниры, бои, праздники, переписки, вечеринки, прогулки, любовь и война, остались в прошлом. Настоящая жизнь ушла, а вместо неё возникла пустота.
После четвертого переворота своего тела желтоглазым роботом, Горацию стало казаться, что день скоро должен закончиться. По его ощущениям он и так уже пролежал без дела слишком долго. Гораций стал мечтать о сне. Там, во сне, его разум отключался и не испытывал ни страданий, ни горечи, ни сожаления, ни грусти. Гораций захотел уснуть. Но прошло ещё десять «переворотных часов», прежде, чем рядом с Горацием появилась спасительная игла, несущее снотворное. Он принял укол с блаженной радостью. Это было истинное счастье, невыносимо долгий день был окончен. Он не принес ничего, кроме ощущения безысходности и тоски.
Третий день после окончания боя
День начался с ощущения пустоты. Когда Гораций открыл глаза, то не увидел ничего. Кругом был мрак. Горацию показалось, что он ослеп. Только через какое-то время его глаза, понемногу привыкнув к темноте, стали различать, что твориться вокруг. Вокруг всё было по-старому. Еле различимое в темноте собственное отражение смотрело на Горация.
Горацию подумалось, что проснулся он слишком рано. Он решил, что ещё глубокая ночь. На самом деле из-за того, что сутки в Пространстве были в четыре раза короче реальных, два следующих дня Горацию предстояло провести во тьме. Согласно тому времени, по которому привык жить Гораций, было утро, в реальности же было девять часов вечера.
Темнота действовала угнетающе. Горацию захотелось снова уснуть. Но сколько он не пытался, сколько не силился нагнать на себя дремоту, сон не приходил.
В отчаянье Гораций сдался. Ему больше не хотелось ничего.
Лишенный всего, даже последней оставшейся ему возможности – возможности видеть, он стал ждать окончания этого очередного нестерпимо долгого дня.
Это было невыносимо. До вечера, Гораций это уже понял, было очень далеко. Желтоглазый робот ещё не появился ни разу, а Гораций уже мечтал, жаждал увидеть его последний за этот день приход. К тому времени, когда над Горацием наконец-то зажегся желтый фонарик, Гораций окончательно сник. Его больше не радовала мысль о том, что он может отсчитать очередной прожитый час. Грацию хотелось стать роботом. Этим оснащенным радиолокаторами устройствам для того, чтобы «видеть», не нужен был свет.
Наступивший день обещал быть столь же безрадостным, как и предыдущие. Скучно, скучно, скучно… Горацию было скучно. Его надежды на то, что в реальности тоже можно вести интересную, насыщенную событиями жизнь, не оправдались. Обычному человеку делать здесь было нечего. Смешными казались теперь Горацию прежние планы его друзей найти друг друга в реальности, забавными виделись их наивные порывы, обмен адресами, обещания… Если бы они знали… Могли ли они предположить, куда на самом попадут?…
Гораций охватила тоска. Его желания наконец сравнялись с его возможностями, то есть свелись к нулю. Наступившая «гармония» угнетала. Горацию не хотелось ничего. Все его мыслительные процессы затормозились. Он не знал, что делать в таком беспомощном теле, в навалившейся на него темноте. Если бы он имел хоть какие-нибудь, пусть самые низменные желания, то это уже было бы для него спасением. Но Гораций не хотел ничего. Еда, о которой он даже ничего не подозревал, неспешно закачивалась в его желудок, вводимые в тело по расписанию препараты дарили или отнимали сон. Секс? Его здесь просто не существовало. Он остался самым ярким ощущением там, в Пространстве. Только оттуда, сам того не ведая, Гораций инъекциями стальных игл реальности стимулировал этот столь приятный ему процесс. В действительности Гораций не управлял собой. Гораций устало закрыл глаза.
Жизнь для него полностью прекратилась. Его больше не интересовали ни воспоминания о прошлом, ни появляющиеся час за часом желтоглазые роботы, ни собственное отражение, ни скрываемые темнотой соседи. Жизнь остановилась. Разуму Горация было скучно, и он перестал хотеть, стремиться, желать.
Гораций погрузился в состояние безучастного покоя. Как в природе останавливается зимой сок в деревьях, как животные впадают в спячку, как семена полностью затормаживают свой рост, так и мозговая деятельность Горация, как ему казалось, прекратилась. Отгородившись от окружающего мира оболочкой собственного безразличия, Гораций, очистив свою голову от мыслей, погрузился в анабиоз. Гораций не спал, он просто больше ничего не хотел, он был равнодушен ко всему. Он не желал больше своего возвращения в Пространство, не мечтал о новых играх и не тешил себя напрасными надеждами. Внутри него образовалась абсолютная пустота.
Так в кромешной тьме, с ощущением полной безысходности, Гораций провел весь остаток дня. К концу его он был близок к сумасшествию. Он уже не был уверен в том, что жив. Он считал, что то состояние, в котором он находиться – это и есть истинная смерть. Появившаяся в воздухе спасительная игла своим резким уколом заставила Горация очнуться, вздрогнуть и погрузиться в сон.
