Пространство… Гораций бы отдал всё, чтобы оказаться сейчас внутри него. Этот мир, который раньше казался ему обыденным, теперь представлялся настоящим раем. Жизнь вне его не имела никакого смысла.
«Зачем?» – задавал себе вопрос Гораций.
Зачем он пошел в Великий бой? Как позволил себя втянуть в эту безумную авантюру? Разве мало ему было тех безопасных игр, которыми пестрило Пространство? Для чего он обрек себя на все нынешние мучения? Больше всего Гораций хотел бы сейчас сделать откат, вернуть всё обратно, однако заветной кнопки «Отмена», стирающей предыдущие действия, в реальности не было.
Гораций с досадой смотрел на безгласного себя. С отключением от сети, жизнь потеряла для него всякий смысл. Одно осознание того, что этот день придется снова провести вне Пространства, вдали от друзей, от привычных занятий, от жены, сводило Горация с ума. Как бы он хотел, чтобы разум его выключился, уснул, угас. Он мечтал не видеть, не знать, не ведать всего того, что с ним происходило. Всё это было дурным, кошмарным сном. Горацию не верилось, что всё это происходит именно с ним.
Что была его жизнь? Оказывается, с ним можно было делать всё, что угодно. Сам Гораций в действительности не был себе хозяином.
Горацию отчаянно захотелось прекратить всё это. Если бы он мог, он бы с радостью прервал то, что и так уже сложно было назвать жизнью. Глядя на своё отвратительное отражение, обездвиженный, он захотел, чтобы не только перестало существовать его тело, но и угас разум. Должен был быть какой-то способ покончить со всем этим. Не вынося безысходности ситуации, Гораций захотел умереть.
Если он не может сейчас, сию минуту вернуться в Пространство, то лучше уж умереть навсегда, насовсем. Жизнь в реальности была не жизнью. Смерть должна была принести избавление от страданий. Эта мысль всё больше овладевала Горацием. Через несколько минут он уже не сомневался в правильности принятого им решения и считал его в сложившейся ситуации самым верным. Он хотел умереть и, как и все граждане Пространства, имел на это право. Но как это сделать? Куда отправить заявку? Кому сказать об этом? Не тому ли безмолвному желтоглазому роботу, который время от времени навещает его? Нет, этот стальной монстр был глух, нем и безучастен. С видом полной отрешенности, он из часа в час монотонно выполнял свою работу.
Гораций понял, что действовать надо самому. Уйти из жизни, должно было быть не сложно, наверняка легче, чем жить. Вспомнив моменты, когда к нему прилетали стоящие на страже его здоровья «иглы-шмели», Гораций решил, что смерть должна стоять где-то на границе с болью. Боль была тем невыносимым, неведомым раньше Горацию ощущением, рядом с которым смерть представлялась уже не чем-то ужасным, а напротив, была спасением, прекращающим все страдания. Роботы не стали бы беспокоиться понапрасну, пронзая тело Горация своими уколами, глуша боль, если бы действия Горация не вели к нарушению жизнедеятельности его организма. Гораций понял, что должен причинить себе боль и тогда всё закончиться. Он напрягся, до боли сжал кулаки, резко дернул вбок голову и попытался поднять вверх руки. Это были те немногие действия, которые мог позволить себе Гораций. В глазах потемнело, судороги одна за другой прокатились по встревоженным органам, но уже через пару секунд прилетевшая стальная игла заглушила боль. Гораций продолжал сжимать кулаки, надеясь тем самым заставить угаснуть свой разум, но он не чувствовал больше ни боли, ни намеков на приближающуюся смерть. Всё было тихо и спокойно. Пролежав так почти полчаса, Гораций решил предпринять что-нибудь более решительное. Во всём теле послушными ему оставались только пальцы рук и голова. Гораций открыл рот. Почему-то ему показалось, что этим странным действием он приблизит смерть, однако забавно лёжа с открытым ртом он даже не вызвал интереса стальных игл. Гораций закрыл глаза. На мгновение ему померещилось, что смерть уже близко, однако его тело работало исправно, бережно храня его разум.
Горация охватило настоящее отчаянье. Он не мог нормально жить, не мог умереть. Ощущение полной беспомощности и несостоятельности захлестнуло его израненную потрясениями последних дней душу. Одинокая, безнадежная, первая в его жизни слеза поползла по его щеке, и тут же съеденная серым полисиноном, исчезла.
Гораций никогда в жизни ещё так не страдал. Ему хотелось забыться, не чувствовать, не думать, не жить. Никогда раньше он не испытывал чувство безысходности. В отличие от реальности, Пространство давало любому человеку поистине грандиозные возможности, весь масштаб которых Гораций раньше не осознавал. Конечно, и там, в Пространстве, были свои ограничения, но ограничения собственного тела и реального мира были в миллиарды раз сильнее. Деньги… Вот что было определяющим в Пространстве, а тут… Гораций рад бы был заплатить за то, чтобы сейчас же умереть, но платить было некому, да и нечем. Здесь был совсем иной мир.
Остаток дня Гораций провел в полубезумном забытьи. Ему мерещилось, что он мёртв.
Шестой день после окончания боя
Этот день встретил Горация ярким солнечным светом, который залил всё вокруг. Но, ни бодрящие лучи солнца, ни тот факт, что до возвращения в Пространство осталось всего два дня, Горация не радовали. Мысль о том, что наступившие сутки пройдут также бездарно, как и все предыдущие, угнетала. Смирившись со своей участью, Гораций обреченно встречал очередной скучный, унылый день. До возвращения в Пространство по-прежнему оставалась вечность.
Пространство… Какими волшебными теперь представлялись ему все те чудесные дни. Даже худший из них был в миллион раз лучше одной минуты, проведенной в реальности.
Гораций вспомнил, как однажды забрел в лес к кубетам. Вот уж где он натерпелся страху. Там опасность подстерегала на каждом шагу. Ямы, западни, ловушки, и кубеты, которые по праву считались мастерами в умении нагонять страх, но всё это было детскими игрушками по сравнению с реальностью. Тогда Горацию было страшно, но тело его слушалось, команды выполнялись безотказно, и он знал, что в любой момент по собственному желанию может выйти из игры. А тут… Тут его желания не значили ничего, его тело было предательски бездвижно. Гораций и представить не мог, что бывает такое. Двигаться было его правом по рождению, наряду с правами на игру, развлечения и секс.
Когда Гораций подумал об этом, ему стало ещё горше от своей нелегкой судьбы. Его лишили всего. Всего самого необходимого, всего… Его полностью лишили возможности быть человеком. Теперь он стал существом, единственным занятием которого был счет секунд, оставшихся до возвращения в его привычный мир. «Одна, две… Одна две…» – считал Гораций, а сердце его до боли сжимала тупая грусть. Гораций был никем.
