Теория витализма вновь серьезно заявила о себе в середине прошлого столетия и с той поры находила определенное число поклонников среди ученых. Очевидно, Дэвид пал ее жертвой, ибо считал, что помогал наполнять «тело» усовершенствованного телефактора чем-то нематериальным, тем, чем одарил Господь Адама и Еву в дни сотворения Человека.
Подобные мысли вряд ли могли возникнуть у создателей компьютеров или роботов, ибо те действовали в соответствии с заданными программами. В случае же с Палачом все было куда сложнее. На конечной стадии обучения он находился в непосредственном контакте с человеческими разумами, от которых мог получить практически все. К чему это могло привести? К ИР, напоминающему разбитое зеркало, в котором отражалась раздробленность и противоречия, свойственные человеческой личности? Или все эти разнородные элементы слились в одно целое? Никто, даже Лейла, не мог сказать ничего определенного на этот счет. Очевидно, что Палач приобрел в результате такого контакта множество новых функций и возможностей — но можно ли считать, что он в полной мере научился чувствовать?
Способен ли он ныне ощущать любовь или ненависть? Если да, то на месте Дэвида я не терзался бы ощущением вины перед Создателем. Напротив, черт побери, я был бы страшно горд, словно первым из людей сумел научить разговаривать любимую собаку.
К концу дня небо очистилось. Я приехал на такси к дому Фила Бурнса еще до наступления заката и, еле передвигая ноги от усталости, поднялся по лестнице.
На мой звонок вышла девчушка лет семи или восьми. Уставилась на меня большими карими глазами и не произнесла ни слова.
— Я хотел бы поговорить с мистером Бурнсом, — сказал я.
Она повернулась и исчезла за дверью.
Минуту спустя на пороге появился грузный мужчина, одетый небрежно, по-домашнему. У него был выпуклый лоб с розовой залысиной, мясистое лицо и недовольные маленькие глазки. В левой руке толстяк держал газету.
— Чего надо? — буркнул он.
— Я хотел бы поговорить о вашем брате.
— Чего, чего?
— Надеюсь, вы позволите мне войти? Видите ли, возникли кое-какие сложности.
Однако мистер Бурнс предпочел захлопнуть дверь за собой.
— Поговорим здесь, — хмуро сказал он.
— Хорошо, я буду краток. Я только хотел бы узнать, не беседовал ли брат с вами о машине, прозванной Палачом. Некогда он работал с ней и…
— Вы, никак, коп? — с подозрением спросил Бурнс.
— Нет.
— Тогда какого хрена вы всем этим интересуетесь?
— Я работаю на одно частное агентство. Оно пытается разыскать кое-какое оборудование, некогда отправленное в далекий космос. Теперь одна машина могла попасть вновь на Землю и…
— У вас есть какие-нибудь документы? — перебил меня Бурнс.
— Нет, я не ношу их с собой.
— Кто вы такой?
— Джон Донн. Работаю в области…
— И вы считаете, что мой брат стащил эту самую дурацкую машину? Вот что я вам скажу, мистер…
Я потерял терпение и в свою очередь перебил Бурнса:
— Нет, ваш брат ничего не украл. По крайней мере, мы так думаем.
— Тогда что же произошло?
— Это было… Словом, Палач — нечто вроде робота. Возможно, Мэнни имел какое-то устройство, с помощью которого сумел обнаружить робота после его возвращения на Землю. Он мог даже специально приманить машину к себе. Потому я и хочу узнать, говорил ли ваш брат что-то о Палаче. Мы пытаемся разыскать этого робота.
Фил Бурнс побагровел.
— Мой брат был уважаемым бизнесменом, и я не желаю слышать никаких грязных обвинений! Особенно сейчас, после его смерти. Полагаю, мне стоит позвать полицейского, чтобы он задал вам несколько вопросов.
— Э-э, подождите минуту! А если я скажу, что именно робот убил вашего брата?
На скулах Бурнса вздулись желваки, его глазки запылали гневом. Мне показалось, что Фил вот-вот набросится на меня с кулаками.
— Успокойтесь, мистер Бурнс. Что особенного я сказал?
— Либо вы, мистер Дойн-долдон, хотите посмеяться над покойным, либо вы еще глупее, чем выглядите! — взорвался мой собеседник, трясясь от гнева.
— Ладно, я глупее, чем выгляжу, — примирительно произнес я. — Только, ради Бога, объясните, почему вы так решили.
Бурнс развернул газету, которую держал в руке, и буквально ткнул ею мне в лицо.
— Потому что копы нашли типа, который это сделал, вот почему!
Я прочитал статью на первой странице. Газета была свежая, сегодняшняя. Оказалось, полицейские схватили парня, который признался в нападении на Мэнни с целью грабежа. Убивать Бурнса он не собирался, «просто слишком сильно ударил».
Ошеломленный, я перечитал статью еще раз и вернул газету.
— Прошу прощения, — сказал я упавшим голосом. — Клянусь, я не знал об этом.
— Уходите отсюда, — процедил Фил Бурнс. — Прочь!
— Конечно, — кивнул я. — Еще раз прошу простить.
Я уже спускался с лестницы, когда Фил Бурнс окликнул меня.
— Мистер, я хочу, чтобы вы знали: дверь открыла его младшая дочь. Теперь она живет с нами, ведь бедняга Мэнни потерял жену два года назад.
— Очень жаль.
— И передайте своему начальству: Мэнни Бурнс не крал никаких роботов. Не такой это был человек!
Я кивнул и ушел.
Проснувшись на следующее утро в местном отеле, я провел больше часа в ванной, а завтрак занял у меня рекордное время — почти два часа. На этот раз я никуда не спешил и позволил себе даже стаканчик виски.
Да и куда было спешить? Палач оказался не таким грозным, как я прежде полагал. Сенатор Брокден мог вздохнуть с облегчением и оставить свою крепость с до зубов вооруженной охраной. Лейла Тэккер с чистой совестью могла бы наделить меня улыбкой типа «я же говорила!», прочитав эту статью в газете. Что касается Дона Уэлша, то ему решить: продолжать мне заниматься этим делом или нет. Полагаю, все зависело от чувств сенатора. Если он сочтет Палача не очень опасным, то обойдется одним-единственным охранником. Как ни странно, меня эта перспектива не очень-то радовала. Я вновь обретал безопасность — и скуку.
Усевшись в кресло, я взял телефон, чтобы позвонить Дону, но вместо этого набрал номер отеля в Сент-Луисе. Вполне вероятно, что мне оставили какое-нибудь послание — Дону его также полезно было знать.
На экране появилось женское лицо, которое немедленно расцвело улыбкой. Я подумал: интересно, она старается улыбаться так при каждом звонке, или это уже стало просто условным рефлексом?
— Вас слушает жилищная служба аэропорта, — ангельским голосом пропела милашка. — Чем могу помочь?
