Стэн никогда не сомневался в том, что Клара очень важная персона, но до сих пор не представлял, насколько важная. Легкий завтрак оказался не только исключительно вкусным, но и совсем не «легким». На столе был горшочек с нежными котлетами, маленькие крекеры, в каждом из которых немного гусиной печени и хрустящий овощ, который Клара назвала китайским водяным каштаном, какие-то орехи во фруктовом соусе, которые даже Клара не смогла назвать, но уплетала так же быстро, как остальные. Вообще все с удовольствием ели все, что было предложено. Стэн поразился, заметив, что электронные личности едят ту же пищу, что и они. Не подумав, он протянул руку к закуске Блестящего. Пальцы его прошли сквозь еду, и мужчина в белом колпаке оторвался от беседы и бегло улыбнулся.
— Виртуальные личности едят, конечно, виртуальные блюда, — сказал он, но тут же перестал улыбаться. — О, — сказал он. — Вы тот самый, кто отказался от пищи у себя дома.
Стэн не понимал, почему это заботит этого человека, но с набитым кусками жареного мяса ртом подтвердил, что это он. Потом вспомнил, какое имя называли.
— Вы ведь Марк Антоний, верно? Значит, вы все это приготовили? — И когда мужчина кивнул, не мог сдержать энтузиазма: — Ничего лучше в жизни не ел!
— Понятно, — сказал шеф-повар. Мгновение спустя он добавил: — Попробуйте павлиньи языки в сахаре. Нечто особенное.
Стэн попробовал, хотя тут же об этом пожалел. Однажды в Стамбуле, очень давно, одна из девушек мистера Оздена ради шутки дала ему гусеницу в сахаре. Было очень похоже и почти с такими же последствиями. Только два обстоятельства помешали Стэну мгновенно извергнуть все из желудка. Во-первых, он вспомнил, что «павлин», чей язык он съел, никогда не жил, поскольку это блюдо приготовлено все из той же CHON-пищи, как и все остальное на столе. Во-вторых, его отвлекла идущая за столом беседа.
Старого хичи — Термослоя — больше всего тревожила проблема усиливающейся иммиграции. Люди сотнями тысяч прилетают в Ядро, и куда должны хичи всех их девать? Марка Антония тревожила безопасность — безопасность индивидуальных человеческих личностей.
— Люди совсем не такие, как хичи. Некоторые из них дерутся друг с другом. Другие крадут, убивают и насилуют. Нам необходима полиция, и суды, и законы, и какие-то законодательные органы, чтобы издавать законы.
Главная забота Зигфрида фон Психоаналитика заключалась в том, чтобы снабжать всех иммигрантов предназначенными для людей вещами, которые можно получить только Снаружи, — и платить за эти вещи.
В этот момент все замолчали и выжидательно посмотрели на Клару.
Она улыбнулась — чуть печально, как будто именно этого ожидала.
— Почему бы и нет? — сказала она. — Зигфрид уже намекал на это, и он прав. Гипатия?
Корабельный мозг сразу стал видимым. Гипатия как будто переоделась ради общества. Платье ее стало еще нарядней, на пальцах кольца с огромным необработанными рубинами и сапфирами. Она посмотрела на Клару.
— Босс, вызывали?
Клара вздохнула, но не стала упоминать, что Гипатия, несомненно, все время присутствовала, хотя и оставалась невидимой.
— Кажется, мы давно не говорили о моих деньгах. Они у меня еще есть?
— О, и немало. Вы знаете, большая часть того, во что вы вкладывали деньги, находясь Снаружи, испарилась — ведь прошло много времени. Но были и очень удачные вложения. Например, в компанию «Жизнь После», которая сейчас процветает, или в ваш космический флот, или во все заводы и космопорты, обслуживающие этот флот. Все они тоже неплохо управляются.
— Отлично, — сказала Клара и отпустила Гипатию. — Тогда все в порядке. Мне хочется оставить несколько миллионов для себя — просто на всякий случай, но вообще-то я не пользуюсь своими деньгами. В конце концов, вряд ли я снова отправлюсь Наружу.
— Великолепно, — сказал улыбаясь Зигфрид. — Так и сделаем. И если денег Клары не хватит, подумаем о налогах.
Прием почти кончился, поскольку все решения были приняты. Мгновение спустя Блестящий и Термослой попрощались и исчезли — «чтобы утвердить эти решения у сохраненных сознаний», как они выразились, — за ними исчез и Марк Антоний. Однако Зигфрид не собирался уходить. Он повернулся к Стэну и Эстрелле.
— Давайте поговорим. Что вы думаете?
Стэн нахмурился.
— О том, что здесь происходило? Я думаю, что нам здесь не место. Что я знаю об электронике, законодательстве и прочем?
Зигфрид воспринял вопрос буквально.
— Я бы сказал, примерно столько же, сколько другие органические существа знают в семнадцать лет.
— Почти восемнадцать, — сразу возразил Стэн, но Эстрелла опередила его.
— Мне двадцать четыре года, Зигфрид, — сказала она, — но я тоже знаю не много. Работники боен не учатся в колледжах.
— Верно, — согласился Зигфрид. — Но ведь вы больше не на бойне.
— Не вижу поблизости никаких колледжей.
— Вам не нужен колледж, Эстрелла. Вам нужно лишь обучение. А это можно организовать.
— Вы хотите сказать, что здесь, в Ядре, есть преподаватели?
— И немало. Но что гораздо важнее, есть обучающие программы по любому курсу, какой вы только можете вообразить. Интересно?
— Наверно, — ответил Стэн, не очень убежденный.
— Я прослежу, чтобы вы получили информацию, — пообещал Зигфрид. Он встал. — О, — добавил он в легком замешательстве. — Еще одно. Я хотел бы попросить вас об одолжении.
Стэн сразу насторожился. Потом вспомнил странный разговор с Достигающим и, внезапно что-то заподозрив, спросил:
— Это имеет какое-то отношение к спятившему хичи?
— Имеет, — признался фон Психоаналитик. — Знаете, вы двое уже очень помогли ему. Теперь я хочу попросить вас, чтобы вы сделали кое-что еще. — Он поднял руку, отвергая отказ. — Я знаю, что вы чувствуете, особенно вы, Эстрелла. Но вы единственный человек, которого он знает — благодаря машине снов.
Эстрелла энергично мотала головой.
— Он меня ненавидит, доктор!
— Да. В определенной степени действительно ненавидит. Но он хочет преодолеть это, и вы можете ему помочь.
Стэн нахмурился.
— А чего вы от нас хотите?
— Проведите с ним какое-то время. Ну, если честно, довольно много времени. Вы будете видеться с ним ежедневно в течение нескольких недель…
— Недель?! — Голос Эстреллы дрожал. — Вы не знаете, каково это. Помните, мне известны все его чувства. Я знаю, до чего они отвратительны. Знаю, о чем он думает. И это не выносимо!
— Да, — согласился фон Психоаналитик. — И все же… ну… Не стану сейчас настаивать. Но подумайте над этим, пожалуйста.