Лорка выжил, но мозг его оказался разрушен. Когда герои встречаются спустя несколько десятилетий, Лорка — городской сумасшедший. Он не помнит, кем был когда-то, а его спаситель не силен в поэзии и так же не может ему ничем помочь. Однако волей случая они вновь попадают на место расстрела, и память, судя по всему, к Лорке возвращается. Не в силах выдержать груз пережитого, поэт бросается бежать со всех ног, и герои теряют друг друга. Лишь спустя несколько лет спаситель поэта узнает, с кем его свела судьба — в городе празднуют юбилей Федерико Гарсия Лорки, и все стены увешаны его портретами. Герой пытается поговорить с исследователями жизни и творчества Лорки, но вскоре понимает: информация о том, что поэт, может быть, еще жив, не нужна тем, кто сделал себе имя на его смерти…
Надо сказать, что финал кинокартины более оптимистичен — там герои остаются вместе.
Андрей Щербак-Жуков
Александр ГРОМОВ
ПЕРВЫЙ ИЗ МОГИКАН
Москва: ACT, 2004. — 416 с.
(Серия «Звездный лабиринт»).
8000 экз.
________________________________________________________________________
Новая книга московского фантаста продолжает его антиутопию «1000 и один день» о мире безраздельно господствующих женщин. Сюжет основывается на том, что главный герой, пленник пришельцев, находит выход из ловушки и обретает сверхспособности к перемещению в пространстве. По части того, как написан роман, никаких возражений быть не может. Текст сделан ярко, талантливо и профессионально. Оригинальных языковых и сюжетных находок — множество.
А вот само содержание, скорее всего, вызовет немалые споры. Громов из тех писателей, которые говорят правду, даже если правда горька и неудобна. Фантаст умеет заставить как следует задуматься над серьезной проблемой — и предупредит, и растревожит… Сейчас многие пишут о войне полов, это, можно сказать, журналистская мода. Громов написал об этом жутко. Не о порхании вокруг модной темы речь, а о том, какие опасности грозят человечеству в случае абсолютного доминирования одного из полов. Мир, где правят женщины, не голодает, он упорядочен и хорошо помыт. Но и безжалостен одновременно. Более того, еще и неспособен к развитию… Одна из ключевых сцен романа — тактическая операция женского спецназа, подавляющего бунт мужчин. Иными словами, кровавая бойня. И сам финал романа — вряд ли стоит пересказывать его в рецензии — страшен.
И я задумался: быть может, есть темы, которых стоит избегать даже самому честному и умному писателю? Быть может, кое-что должно быть закрыто? Не исключаю того, что Г ромов окажется прав. Но если и так, сама тема войны полов проходит рубежом неприязни через многие семьи и кампании. Не лучше ли говорить о возможностях мира, гармонии, взаимного дополнения полов? Ведь каждый высказанный вслух сценарий худого будущего вызывает слишком много боли в настоящем…
Александр Громов — один из лучших социальных фантастов нашего времени. Но я всем сердцем желал бы увидеть иной финал его романа.
Дмитрий Володихин
САКРАЛЬНАЯ ФАНТАСТИКА 5.
Сборник
Москва: Мануфактура, 2004. — 536 с.
2150 экз.
________________________________________________________________________
Лично для меня понятие «сакральная фантастика» началось с публикаций, в которых одни критики пытались обосновать концепцию нового литературного, направления, другие — подвергнуть ее сомнению. По правде говоря, я и сам с симпатией и надеждой отнесся к зарождающемуся течению. Наконец-то, думалось мне, атеистический по форме жанр возвращается к своему природному началу — осмыслению сакрального Чуда, богоискательству. Ведь именно таковой была протофантастика, таковы были фантастические повести Гоголя, Булгакова, Зайцева и даже Мережковского.
Что ж, с позиции литературной критики сборник, вероятно, удовлетворит вкусы читателей интеллигентной прозы. Но в данном случае куда важнее не состав книги, а его художественная, эстетическая задача, соответствие заявленной авторами Идее. По мере чтения мои оптимистические ожидания таяли, оставляя в душе осадок «литературоведческого недоумения».
Лишь Д. Трускиновская и С. Алексеев смогли приблизиться к пониманию сакральности в литературе. Что касается прочих повестей сборника, то они выглядят «притянутыми за уши» к концепции. И дело не в том, что плохо написаны. Как раз в большинстве случаев мы имеем дело с грамотными сочинениями, в которых есть и вкус языка, и занятные сюжеты. Однако той «изюминки», о которой твердят теоретики направления — ЧУДА, — в них не наблюдается даже после пристального прочтения. Традиции сакральной (духовной, мистико-теософской) прозы в русской литературе давние и устоявшиеся. Авторы рецензируемого сборника с ученической старательностью попытались соответствовать Идее, но ведь от многократного упоминания слова «Бог» с большой буквы и мистических закономерностей в судьбах героев текст, простите, сакральнее не становится. Редкая способность ощущать недоступное человеческому сознанию явление Чуда превращала формально реалистические рассказы Зайцева или Платонова в образцы Высокой Фантастики — мистически загадочной, сакральной. К сожалению, этой способности у авторов сборника рецензент не заметил.
Виктор Лебедев
Стив ЭРИКСОН
АМНЕЗИАСКОП
Москва — СПб: ЭКСМО — Домино, 2004. — 256 с.
Пер. с англ. А. Лебедевой.
(Серия «Магический реализм»).
4100 экз.
________________________________________________________________________
С самого начала рецензент, в точности как поэт Иван Бездомный, путается. Потому что вынужден писать о двух Эриксонах, оба из которых не «композиторы»… Так вот, это не тот Эриксон, который фантаст, а другой. И этот-то другой, который мэйнстрим, с фантастикой заигрывает, обещает большую и чистую любовь, а в последний момент сбегает из-под венца.
Посудите сами: антураж вроде бы вполне фантастический — Лос-Анджелес недалекого будущего, тихо умирающий из-за последствий какого-то непонятного Землетрясения. Впрочем, сразу возникает ряд вопросов. Зачем делить (пусть даже и после катастрофы) город на множество часовых поясов, зачем окружать его кольцом пожаров, которые, правда, противостоят каким-то другим пожарам, которые, в свою очередь, тоже неизвестно откуда взялись? Ответы автор замалчивает.
В центре всего действия — герой-маргинал, явно задавшийся целью реализовать завет Гессе «все девушки — твои». И действительно, семьдесят процентов женского населения романа не пройдут мимо главного героя, который на протяжении всего текста будет вспоминать свои донжуанские приключения и рефлексировать по этому поводу. И Бог бы с ним, да подано это все настолько натуралистично, что даже несимпатично… Самое же фантастическое в этом романе о будущем то, что главный герой сочиняет рецензию… на несуществующий фильм, вдруг материализовавшийся из небытия, в которое едва не уходит сам герой. Почему? Потому что символ. Но где-то что-то похожее мы уже читали… Ну, конечно же, Марсель Пруст! И роман Эриксона становится кристально ясен. Возьмите «В поисках утраченного времени», добавьте абсурдистского НФ-антуража, усильте либидо героя — и перед вами «Амнезиаскоп». Легко замечаются стилистические и композиционные переклички с Прустом.