Мириам уже совсем проснулась и перестала улыбаться.
– Полагаю, бесполезно в сотый раз напоминать тебе, что любой из твоих новоиспеченных адмиралов, например Десай, Ремке и другие, смог бы прекрасно справиться и без тебя с командованием кораблями в космосе. Бесполезно напоминать тебе и о том, как ты важен для… Пограничных Миров. – Она хотела сказать «для Пограничной Федерации», но вовремя спохватилась.
Тревейн с грустью вспомнил о своем последнем разговоре с отцом Мириам.
– В тот день, когда мятежники нанесут мне поражение, я сразу перестану быть «важным», – мрачно ответил он. – Жизнь и смерть Пограничных Миров зависят от жизни или смерти Военно-космического флота. Так что и мне придется жить или умереть вместе с ним.
– Хватит врать, Иан! – снова улыбнулась Мириам. – Не забывай, кем был мой отец. Я ведь прекрасно понимаю, почему ты улетаешь.
Разумеется, оба они знали неписаный (и поэтому неукоснительно соблюдаемый) закон, требовавший, чтобы командир эскадры ВКФ принимал участие в битве вместе с остальным личным составом. Говард Андерсон во время сражения при Алькумаре находился на борту одного из кажущихся сейчас такими нелепыми боевых космических монстров двадцать третьего века. Иван Антонов и Реймонд Прескотт отправились на борту своих флагманов в гущу кровавых сражений при Лорелейе и Черной Пасеке-III. А Сергей Ортега погиб в сражении у Врат Пограничных Миров на борту своего флагмана «Крейт».
Мириам тронула рукой его смуглое суровое лицо, коснулась короткой бородки, в которой кое-где уже поблескивала седина. Те, кто хорошо его знал, не спорили с молвой, окрестившей его «непростым человеком с каменным лицом». Некоторые называли его лицо даже «зловещим». Она одна понимала, что за этим лицом скрывается иная сущность, что вся его «сложность» заключается в непроницаемой защите, которой он окружил ноющую рану в душе.
Мириам предавалась любовным утехам так же увлеченно, как и всем остальным занятиям. Она обняла Тревейна, поцеловала и повалила на постель.
– На самом деле тебе еще не пора, – прошептала она. – Кто знает, когда мы теперь увидимся… – И на некоторое время они полностью забыли об окружающем мире.
Потом она сидела на кровати со сбитыми простынями, обняв колени руками, и курила, наблюдая, как Тревейн одевается и тщательно приводит себя в порядок. Мириам подумала, что даже удивительное показное тщеславие, вынуждающее его так следить за своей внешностью, можно понять. Это была еще одна форма защиты от окружающего мира.
Однако ей никогда не суждено было узнать о том, что, не будь ее, Тревейн чувствовал бы себя совершенно одиноким.
Он повернулся к ней, такой знакомый и одновременно чужой. Они обменялись долгим поцелуем, и пришло время прощаться.
– Ты, конечно, понимаешь, – с напускной строгостью сказала Мириам, – что в твое отсутствие меня ждет двойная мука: разлука с тобой и ежедневные встречи с этим вздорным Советом.
Тревейн задержался в дверях и невинно улыбнулся.
– Что ж, – начал он, – как говорил один видный китайский философ, живший еще до эпохи освоения космоса…
Ему с трудом удалось увернуться от запущенной в него со всего размаху подушки.
Кевин Сандерс не обратил почти никакого внимания на космических десантников, охранявших резиденцию премьер-министра. Он совсем недавно прибыл на Землю и был занят главным образом тем, что вдыхал настоящий свежий воздух и разглядывал непривычно большие скопища людей.
В лифте, который стремительно нес его на верхний этаж, Сандерс взглянул на часы. Он немного опаздывал, но уже давным-давно понял, что заседания политиков во многом напоминают светские рауты: на них можно даже очень сильно опаздывать, а вот прибывать на пару минут раньше просто неприлично.
Лифт остановился, Сандерс вышел и попал прямо в объятия высокого светловолосого молодого человека.
– Добрый вечер, Хайнц! Полагаю, меня ждут, сгорая от нетерпения?
– В каком-то смысле – да, адмирал Сандерс.
Сандерс вздохнул. Хайнц фон Ратенау, начальник личной службы безопасности Дитера, был – по крайней мере официально – единственным из членов делегации с Нового Цюриха, переселившимся в резиденцию премьер-министра. Казалось, он был не способен забыть чины и звания, которых когда-то добились или, как он любил выражаться, «заслужили» знакомые ему люди. По этой причине Сандерс полагал, что Хайнц – неисправимый романтик.
– Я могу пройти, Хайнц?
– Разумеется. Конференц-зал номер два.
– Спасибо.
В конференц-зале вокруг стеклянного стола сидели четверо. Сандерс дружелюбно кивнул командующему вооруженными силами Земной Федерации Вичинскому, начальнику оперативного отдела главного штаба ВКФ Ратгерсу, одарил особо ослепительной улыбкой Сюзанну Крупскую, сменившую его на посту начальника разведотдела ВКФ, а потом отвесил поклон премьер-министру.
Чисто внешне Дитер производил среди собравшихся наименьшее впечатление, но все испытывали к нему глубокое уважение, что было важно в кругу столь высоких военных чинов. Или первое впечатление, произведенное Дитером на Сандерса, было крайне ошибочно, или Дитер заметно изменился, стараясь быть на высоте свалившихся на его плечи обязанностей. Сам Сандерс полагал, что Дитер все-таки изменился. Однако эти мысли могли быть продиктованы ему природным нежеланием признавать свои ошибки.
– Господин Сандерс! – Дитер не встал навстречу Сандерсу, но приветствовал его чрезвычайно любезным тоном. – Очень рад, что вы наконец к нам присоединились.
– Благодарю вас, господин премьер-министр, – ответил Сандерс, пряча улыбку. – Прошу прощения за опоздание.
При этом он не упомянул, что отказался от автомобиля, решив прогуляться пешком.
– Ничего страшного, – ответил Дитер. – Спешка хороша при ловле блох, – добавил он, приятно улыбнувшись. – На настоящий момент вы – самый важный для нас человек или, по крайней мере, недавно встречались с таким человеком. – Дитер откинулся на спинку кресла и указал Сандерсу на свободный стул:
– Присаживайтесь! Мы с нетерпением ждем вашего доклада.
– Сию минуту! – Сандерс положил свой чемоданчик на стол и открыл кодовый замок. Внутри чемодана тускло блеснула усиленная титановая подкладка. Сандерс извлек из него пакет с голографическими записями. – Здесь официальный отчет о поездке, но вы наверняка ожидаете, что я вкратце изложу собственные впечатления.
– Совершенно верно, господин Сандерс. Вы всегда излагаете их с подкупающей непосредственностью.
– Рад стараться, господин премьер-министр.
