— Случай? — повторил я.
— Вы можете исключить его? — спросил он и, естественно, не стал ждать ответа, а добавил: — Одно кажется несомненным, а именно: после подобного кризиса субъект освобождается от этих, если можно так выразиться, воспоминаний и больше уже никогда к ним не возвращается. Совершенно ничего не помнит.
Я спросил:
— Вы хотите сказать, что этот мой друг никогда больше не расскажет историю о Фермопилах?
— Конечно. И будет отрицать, что рассказывал ее когда-либо. Он от нее освободился. Навсегда.
Я поблагодарил его, извинился, что отнял драгоценное время, а он рассыпался в благодарностях за статью, которую я посвятил ему. Уже на пороге он заметил, что я правильно сделал, придя к нему, и пригласил и впредь приходить всегда, когда вше это будет нужно.
Вот и солнце. Оно вставало прямо из океана — серого, беспредельного, исполненного печальной красоты. И загадки. Я шел по пляжу. Низко летали чайки, громко крича и хлопая серо-белыми крыльями. Воздух был чист и свеж. Метрах в тридцати от берега среди зелени деревьев виднелось несколько домиков, обитатели которых еще спали. Стены были окрашены в яркие, живые цвета, правда, уже немного выгоревшие на солнце. Кроны деревьев были недвижны. Щебетала птицы. Океан дышал тихо, словно не хотел заглушать крик чаек, щебетание птиц, не решался нарушить покой деревьев и людей.
Я неторопливо шел по песчаному пляжу. Нью-Йорк был далеко, и небоскреб «Дейли Монитор» тоже. Машина, на которой я приехал в это местечко на берегу океана, ждала меня на дороге далеко за дюнами и кустарником. Я провел за рулем всю ночь. И не напрасно.
Выйдя из института профессора Зейвольда, я спросил себя:
— Куда теперь ехать? — Мне приходили на ум многие имена, многие адреса: ученые, лауреаты Нобелевской премии, врачи, пилоты, генералы, психиатры, священники, историки, йоги и так далее и так далее… Знакомишься со множеством самых разных людей, если работаешь журналистом. Но я никого больше не хотел видеть, прекрасно понимая все, что они скажут мне — все как один будут говорить умнейшие вещи, никакого отношения к моей истории не имеющие. И ничто не удовлетворит меня, ведь то, что произошло, на самом деле необъяснимо. И в первую очередь — для ученого, который только и занимался тем, что всю жизнь отыскивал точное научное и потому холодное, словно лед, объяснение…
…Вовсе не это было нужно мне. Какой смысл искать то, что невозможно найти? Я вспомнил другое имя, другой адрес. И вот я на пляже на берегу Атлантического океана, глухо бормочущего что-то таинственное. Я направился к домику, что стоял среди зеленых деревьев и скал, погребенный под светлым покровом листьев какого-то вьющегося растения. Солнце красным диском уже висело над волнистой, колышащейся линией горизонта. Я остановился. Восход солнца — это чарующий миг. Многое люди ни разу за всю свою жизнь так и не видели восхода солнца. А ведь это чудо происходит каждый день.
Я продолжал свой путь. Джек Темпль. Фермопилы. Вас посылают заглянуть в будущее, а вы встречаетесь с прошлым. Американский астронавт воплощается в древнегреческого воина.
Я увидел, что в доме распахнулось окно и в нем появился человек, обратив взгляд к солнцу. Я почувствовал, как у меня защемило сердце. Да, я не ошибся, и правильно сделал, что приехал сюда. Этот человек, который поднялся с постели и открыл окно, чтобы увидеть восход солнца, был единственным, кто мот сказать мне что-то убедительное.
Я поспешил к нему.
— Здравствуйте, господин Ли!
Он посмотрел на меня своими юношескими глазами, улыбнулся, взлохматил свои седые волосы и воскликнул:
— Да неужели это вы, Мартин Купер!
— Да, и собираюсь кое о чем попросить вас.
— Ради Бога! Подождите, сейчас выйду. Лучше поговорим на пляже, верно? Просто грех сидеть в доме в такой момент, как этот! — И он перевел взгляд на горизонт.
— Конечно, грех, — согласился я, когда он вышел из дома и начал спускаться по лестнице, вырубленной в прибрежной скале. Таких людей, как Артур Ли, надо бы посылать на Луну — хотя бы иногда.
И я возблагодарил Господа за то, что с каждой тысячей ученых он посылает в мир хотя бы одного поэта.
Я просматривал последний телекс, пришедший в редакцию, как вдруг зазвонил «горячий» телефон — тот, что напрямую соединяет с большим начальством. Я опустил рычажок:
— Слушаю.
Голосок Рози произнес:
— Полковник хочет видеть вас, мистер Купер. Сию же минуту, пожалуйста.
— Сию же минуту? Вот новости!
Я не заставил себя ждать и тут же вознесся в этот рай на сорок девятом этаже, где царят тишина, аромат сандалового дерева, мягкие, спокойные краски, толстые ворсистые ковры, а двери движутся так бесшумно, что невозможно хлопнуть ими, как бы вам этого ни хотелось. Вспомнив шум, грохот и многоголосый гомон, которые ни на минуту не смолкают в редакции, в репортерской комнате и цехах типографии, я невольно сравнил волшебный сорок девятый этаж со старинными замками, где во время войны размещалось высшее командование, и откуда оно отправляло на передовую — в этот ад — приказы взять очередную вражескую позицию… Да, наверное, я читаю слишком много книг о войне. Я постучал в дверь к большому начальству и, приоткрыв ее, заглянул в кабинет.
— Вот и я, пол» — и осекся. У редактора было полно народу, и все почему-то уставились на меня. — Зайду потом, — бросил я и хотел было закрыть дверь, но Спленнервиль призывно махнул своей ручищей и крикнул:
— Заходи, Мартин, да заходи же! Разве я не вызывал тебя?
Я вошел. Полно народу — это четверо: двое мужчин и две женщины. Полковник поднялся, обошел монументальный письменный стол, вышел мне навстречу и фамильярно положил руку на мое плечо. Он явно собирался подтрунить надо мной, это было слишком очевидно.
— Это, господа, Мартин Купер, — сказал он, — главное богатство «Дейли Монитор». Лучший репортер Америки… Будущий лауреат премии Пулицера…
— …и Нобелевской премии тоже, полковник, — подсказал я.
Он скользнул по моему лицу равнодушным взглядом.
— Гм… Да… Посмотрим… Короче, Мартин, это инженер Финкль… и эти дамы… Пожалуйста, инженер, представьте их.
Я пожал костлявую руку инженера Финкля. Невысокий, худощавый, лысый, с тяжелыми веками и печальной складкой у рта.
— Рад познакомиться.
— Я тоже, господин Купер, — ответил он с еле заметной улыбкой, выдававшей легкое волнение. — Позвольте представить моих сотрудников… Марк Эванс. — Я пожал руку высокому и крепкому юноше с длинными волосами и красивым лицом, обросшем черной бородой. Финкль представил мне и женщин: — Мисс Астрид Фрей… мисс Сильвия Адамс.
