кивнул Ит. — «Осень в холмах».
— Что? — не поняла Дана.
— Про эту женщину, о которой ты сказала, была постановка. Давно. Несколько тысяч лет назад. Постановка — это как фильм, только гораздо объемнее и больше. С живыми актерами, не нейро-моделями. Лин и Пятый видели эту постановку, а потом случайно нашли мир, который, как позже выяснилось, был в самом начале этой истории. Вот такая красивая сказка. Если это, конечно, сказка.
— Бывает, — пожала плечами Дана.
— Бывает, — согласился Скрипач. — Но ты так и не сказала, почему ты стала такой спокойной?
— Я просто приняла всё это, — объяснила Дана. — Потому что это неизбежность. А не страшно мне из-за того, что когда я умру, если умру, я окажусь на этой дороге. Там, где я уже была. И может быть, даже найду свою кошку. Этого не изменить, а если не изменить, то зачем волноваться?
— Ты сумасшедшая, — покачала головой Лийга.
— А ты разве нет? — удивленно приподняла брови Дана. — Если бы ты не была сумасшедшей, ты бы не согласилась на это всё. Тебя бы выпустили, и ты об этом знаешь. Но ты здесь. О чем-то это да говорит.
— Логично, — кивнула Лийга. — Да, я здесь тоже не просто так. И, наверное, ты права, потому что я тоже приняла то, что происходит.
— В общем, все всё приняли, как я понял. Поэтому бороться будем только мы, — констатировал Скрипач. — Ладно, давайте, ищите платье, а мы пойдем дальше вкалывать.
— В каком смысле? — не поняла Лийга.
— Во всех, — ответил Скрипач, вставая. — Надо обезболиться, и работать по теме. Потому что, как вы понимаете, никто за нас ничего не сделает.
— Я бы сделала, но я не знаю столько, сколько знаете вы, к сожалению, — вздохнула Лийга.
— Что и требовалось доказать. Может, оно и к лучшему, — заметил Скрипач.
* * *
Тела сдавали ужасающе быстро, и если на начальной стадии терпеть происходящее было возможно без особенных проблем, сейчас — это становилось порой просто невыносимо. Ит с ужасом ощущал, что силы уходят всё быстрее и быстрее, а препараты перестают работать, поэтому приходилось постоянно, буквально ежедневно, поднимать дозы. На такие мелочи, как ихтиоз, они уже не обращали внимания, потому что на сцену вышли главные игроки, такие, как асинхронизация работы малого и большого сердец, имевшая, как следствие, отёки и спазмы сосудов, взбесившиеся надпочечники, и нарастающие изменения по крови, следствием которых стала быстро прогрессирующая хрупкость сосудов. Ит, выходя из кухни, задел рукой дверную ручку, и на руке через час возник синяк размером с две ладони. Происходящее являлось тотальным гормональным сбоем, к тому же ситуацию осложнял конфликт с гормональным фоном по человеческой линии, и конфликт этот, по мнению Ита, мог привести к развитию аутоиммунного заболевания. Пока что — мог, ещё не привел, поэтому подавлять иммунитет они не стали, но препараты, которые для этого нужны, всё-таки купили. На всякий случай.
— Кошмар, — говорил Скрипач, когда в очередной раз за день ложился отдохнуть. — Эта беспомощность просто убивает, причем хуже, чем сами болячки. Слушай, надо ставить порты, не дай мироздание, одновременно свалимся, хоть девчонки помогут.
— Завтра поставим, — ответил тогда Ит. — И укладку с инструкцией сделаем, чтобы ничего не нужно было искать.
Спали они теперь по очереди, один спит, другой стережет, да и спать получалось только урывками — слишком много работы приходилось делать. Для того чтобы никто ничего не подснял, техникой не пользовались — быстро записывали всё на бумаге, показывали Лийге, которая тут же снимала нужную информацию, а потом бумагу сжигали, тут же, в ванной или на кухне, над раковиной. Часть информации передавали на потоке, благо, что Лийга хорошо этот метод знала, и умела им пользоваться, но часть выкладок нужно было систематизировать до передачи, и вот для такой простейшей систематизации бумага иногда и требовалась. Хорошо, что не всегда.
— Доказывайте, — говорила Лийга. — Доказывайте всё, обязательно. Одной теории недостаточно, нужны живые примеры, обоснования, практика. У него не было этой практики, у него нет примеров.
— Каких? — спрашивала Дана.
— Семья. Дети. Друзья. Он Бард, да, безусловно, но он, не смотря на то, что вроде бы старше, пережил на несколько порядков меньше, чем вы, — объясняла Лийга. — Одно из глобальных доказательств самого Стрелка — это ваша жизнь, но она же должна стать доказательством того, что Стрелок отнюдь не идеален. Не думайте о том, что сказал кому-то он. Думайте о том, что нужно сейчас сказать вам. О чём сказать, и о чём попросить.
— Дана, первый номер — это первый, — терпеливо объяснял Ит. — Да, правильно. Бери, и делай «тюк» иголкой в любую часть тела. Рука, нога, всё равно. Положение кисти, как будто ты бросаешь дротик. Точно так же, как тогда, когда тренировались.
— Но тебе же будет больно, — с сомнением в голосе произнесла Дана. Она стояла, держа в правой руке шприц, а в левой спиртовую салфетку.
— Это не больно, не переживай, — Ит улыбнулся. — Вот рука, и вот сюда. Можно сперва протереть, а затем — как на апельсине. Тюк, и всё. Движение быстрое. Помнишь? Молодец. А теперь медленно жми на плунжер. Ну, не настолько медленно, можно побыстрее. Ага, правильно. Вот и всё. И чего тут бояться?
— Тебе точно не больно? — Дана виновато посмотрела на Ита.
— Точно, — заверил тот. — Только иголку вытащи, а то у тебя шприц в руке, а иголка соскочила.
— Ой…
— Ничего страшного, просто вытащи, и прижми салфетку. Всё, молодец. Ничего сложного, правда? — спросил Ит.
— В принципе, ничего, просто я не привыкла втыкать иголки в живых людей, — сказала Дана виновато.
— Просто думай о том, что ты это делаешь для того, чтобы люди и дальше оставались живыми, — посоветовал Ит. — Ты действуешь во благо, а не со зла. Так лучше?
— Наверное. Пойду, еще апельсин помучаю, — Дана встала. — Или Скрипача.
— Лучше апельсин, — возразил Ит. — Скрипача я уже недавно помучил, пусть немного отдохнет.
С уколами у Даны получалось пока что не очень хорошо, их гораздо лучше делала Лийга, но
