— Чувствую себя, как на субмарине: такой же полумрак, так же сыро и с подволока за шиворот капает забортная вода. В общем, замкнутое пространство, с небольшими возможностями прохода по отсекам. Даже воздух, такой же затхлый.
— Дед! — покосился на него Сутулый. — Ты определённо иностранный шпион.
— Это ещё почему?
— Потому что оперируешь зарубежными названиями: геликоптер вместо вертолёта, субмарина вместо подводной лодки, — улыбаясь, выдал Бульдозер. — А насчёт затхлого воздуха в ПЛ, то ты не учёл регенерацию воздуха, а она функционирует.
— Работать то она работает, но свежий воздух предпочтительнее, — парировал Дед и зашвырнул кусок породы подальше в темноту.
— Точно! — согласился Пифагор, — свежачок начинаешь особенно ценить, когда кто-нибудь накурит в реакторном отсеке, а по лодке расползается предательский запах.
— А они там картошку не варят, в первом контуре охлаждения? — язвительно спросил Кащей.
Народ ещё не устал, но на шутку реагировать отказывался. К слову сказать, не все забыли кулинарные забавы с американскими корнеплодами.
— Мы жарили картошку на тэне, мощностью в киловатт, — вспомнил Крон, хоть никогда и не забывал. — Свернули его калачиком. Правда, очень долго часа полтора — два, да и противень, в палец толщиной.
— Жарили в подлодке? — изумился Бармалей.
— Да нет! На надводном корабле. Хоть на «аттомаче», хоть в «дизелюхе» — тебя быстро вычислят.
— Тяжела служба подводников, — вздохнул Почтальон. — Но, зато вино дают.
— Ага, после стакана, как раз закурить охота! — неизвестно чему обрадовался Доцент.
— Ну, не каждый день все по стакану выпивают, — возразил Пифагор. — Я слышал, что подводники в котёл играют: сегодня один, за всех лопает, завтра другой.
— Насчёт котла я не уверен, но кормят их на убой! — вмешался Крон. — У нас, даже на новогоднем столе столько не было, сколько у них в будний день.
— На дизеле? — уточнил Сутулый.
— На атомной.
— Вы же плотно позавтракали! — удивился Комбат. — Что вас на еду потянуло?
Тоннель петлял, монотонностью однообразия соперничая с чёрной краской, что и было озвучено Кащеем во всеуслышание:
— Сама чернота.
— Темнота ты, Костлявый! — иронично усмехнулся Крон. — В каждой чёрной краске есть банальная серость. Один учёный муж строил модель абсолютной темноты. Выглядело это так: в комнате без окон, с выключенным светом и задраенными дверями, установили чёрный ящик, на манер тех, в которых оснащают плёнкой фотоаппараты. Изнутри ящик оббит чёрным бархатом — голову внутрь и созерцай примерную, но не абсолютную модель.
Тоннель уводил всё дальше и дальше. Прошли уже так много, что не верилось в окончание путешествия. Товарищей стали одолевать сомнения в том, что не придётся пройти весь длинный путь пешком.
— Может быть, попутно золото Колчака поищем — заначку царской России? — предложил Доцент, не надеясь ни на какие положительные ответы, а высказав идею, скорее всего так, для проформы и поддержания разговора.
— Слухов много ходило и сейчас ходит, не ограничивая ареал распространения поисков одной Сибирью, — решительно возразил Бармалей. — Это включает в себя колоссальное пространство, аж до Дальнего Востока. К тому же, настойчиво муссируются слухи о том, что ценности спрятаны вовсе не в Сибири, а в Севастопольских катакомбах, имеющих протяжённость более трёх тысяч километров.
— Судя по данным — там достаточно весело, — согласился с ним Почтальон. — Рассказывают, что привидения расстрелянных политзаключённых табунами ходят, да неупокоённые партизаны, времён Второй Мировой войны шастают.
— Чего только люди не насочиняют, — тяжело вздохнул Комбат. — Каких только страшилок не придумают, а потом, трясясь от страха, лезут в преисподнюю, какую сами и выдумали.
— Другие независимые источники утверждают, что золото вывез Чехословацкий экспедиционный корпус, воспользовавшись полной неразберихой в двоевластии и всеобщей сумятицей, связанной с гражданской войной, — вздохнул Бульдозер так тяжело, как будто они вдвоём с Комбатом, тащили все тринадцать миллиардов, по современному курсу международной валюты.
— Не одни мы такие умные, — очнулся Дед от мыслей, навеянных баснословными суммами легендарных сокровищ. — Сейчас миноискатели есть, чуть ли не у всех. Нашли, поди давно, да обналичивают, потихоньку.
— Тринадцать миллиардов символично, но не впечатляет, — поморщился Почтальон. — Так как в масштабах страны — это мелочи. Может и не совсем пустяковая сумма, но бюрократический аппарат, даже не заметит этих вливаний. К тому же, поиск может влететь в такую копеечку, что доходы не перекроют затраты, тем более, что неизвестно, где вести поиски.
Вдалеке появились проблески дневного света, пока ещё не очень отчётливые, но вполне видимые. Народ напрягся, не зная, как поступать: то ли радоваться такому событию, то ли насторожиться. Шаг за шагом становилось ясно, что выход найден, а если быть точнее, то путь пройден.
— Наина утверждала, будто бы вход сюда заказан для всех, — намекнул Комбат на прозрачность обстоятельства. — Но тут — проходной двор.
— Как только мы отсюда выйдем, тоннель закроется навсегда, — заверил его Крон.
— С каждой минутой становится всё интереснее, — забеспокоился Пифагор, встав на сторону Комбата и жаждущий подробных разъяснений.
— Добираться будем на вездеходе-амфибии, передвигающейся на воздушной подушке. Транспорт синтезируем на выходе. Данные есть. Они уже заложены в память, а остальные инструкции получим по ходу выполнения задания.
— Сейчас спою романс Колчака «Гори, гори — моя звезда!» — тоскливо простонал Сутулый. — Я остаюсь здесь навсегда.
— Не стоит! — предупредил Бульдозер. — За выдающиеся вокальные данные, тебя придётся бить, а нам сейчас не до этого. Поспешать надобно…
Тайга встретила экспедицию прохладой и запахом лиственниц, загадочностью географического положения и тучей гнуса, который у европейского человека, с непривычки вызывает чувство повышенного дискомфорта, от количества кусачих особей.
— Располагайтесь, гости дорогие! — произнёс Крон напыщенную фразу. — Сколько времени займёт постройка вездехода, я и сам не знаю, но вокруг нужно осмотреться, чтобы не привлечь внимание случайных свидетелей. Саму амфибию творить будем, в какой-нибудь низинке, под сенью могучих хвойных деревьев.
— Зачем? — не понял Кащей.
— Чтобы с вертолёта не было видно. Случайного.
Народ разбрёлся по близлежащей территории, в поисках гипотетических аномалий, в лице незваных гостей, могущих существенно подпортить их планы, но вокруг всё было тихо. Девственную тишину нарушил голос Сутулого, грязно извергающего проклятия в адрес производителей модной обуви, для большинства прогрессивного человечества, давно уже таковыми не являющимися:
