Роза заперла дверь и дважды проверила, надежен ли замок, потом медленно разделать, стараясь не потревожить ушибы и ссадины, которые болели все сильнее с каждой минутой. Надев самую просторную и теплую из ночных рубашек, Роза выпила горький отвар, не добавляя в него сахар, выключила свет и забралась в постель.
Солнце еще только садилось, а окно комнаты Розы выходило на запад. Закат горел за задернутыми занавесками так ярко, словно весь город был охвачен пламенем,
В памяти Розы все еще сохранялись странные провалы: она, например, совсем не помнила дорогу в Сан-Франциско. Должно быть, ей все же удалось убедить железнодорожных служащих, что с ней все в порядке, иначе, как она заподозрила, они проводили бы ее в госпиталь, а не к ожидающей коляске. Действительно, шок производил странное действие...
Окно за занавесками было открыто, и шум города свободно проникал в номер. В Сан-Франциско Роза была знакома всего с двумя людьми, и один из них только что в ее присутствии перегрыз горло другому.
"Будь я нормальной, здравомыслящей женщиной, я вызвала бы полицию", рассеянно подумала Роза. Однако она понимала, что этого не сделает. Какой смысл? Камерон каким-нибудь способом избавится от тела - возможно, испепелив его. Шанс, что кто-то станет интересоваться Дюмоном, был минимальным: по словам Камерона, родственников у того - по крайней мере поддерживавших с ним отношения - не было. Если Камерон поведет себя умно, он сам обратится в полицию, обвинив Дюмона в том, что тот скрылся с крупной суммой денег.
Так почему Роза должна что-то сообщать властям? Дюмон явно готовил ей ужасную участь, и Камерон ее спас. Дюмон умер мгновенно; пожалуй, быстрее, чем того заслуживал. Если бы Камерон застрелил насильника, разве была бы какая-нибудь разница?
Именно так поступил бы на месте Камерона любой другой человек, и Дюмон был бы точно так же мертв, и смерть его, пожалуй, была бы не менее кровавой. В газетных репортажах, в романах, на сцене герой, спасший женщину от злоумышленника, не заслуживал ничего, кроме похвал. Разделывался ли он с негодяем при помощи револьвера, ножа или голыми руками, никому и в голову не приходило его упрекать; напротив, спасителя ждала слава. Полиция, узнав обо всех обстоятельствах, скорее наградила бы Камерона медалью за отвагу, а вовсе не обвинила бы в убийстве.
Роза упрекнула себя в непоследовательности. Она ведь всегда с отвращением относилась к литературным героиням, которые услужливо падали в обморок при виде насильника, облегчая ему тем самым преступление. Роза клялась, что, окажись она в подобной ситуации, стала бы кусаться и царапаться; ее друзья всегда посмеивались над ней и говорили, что Роза не может заранее знать, как поведет себя, и, вполне возможно, что как раз в обморок и упадет.
"По крайней мере я доказала, что они ошибались, - промелькнула у нее хвастливая мысль. - Мои синяки - тому доказательство".
Алое сияние за окном стало меркнуть, сделалось багровым, потом лиловым; наступили синие сумерки. Комната погрузилась в темноту, и слух Розы обострился. Она слышала звуки разговора в соседней комнате, где-то лилась вода, на тележке, которую официант вез по коридору, звенела посуда.
Здесь не было вервольфов, не было людей с мордой зверя... "Однако есть такие, у кого душа зверя. Так что же хуже?" Где-то в городе, лежащем за окном, существа, гораздо больше Ясона Камерона похожие на людей, творили ужасные вещи с другими человеческими существами, вещи, перед которыми простое убийство бледнело. Господин Пао, хоть и не был христианином, постоянно помогал миссионерам, пытавшимся искоренить работорговлю и контрабанду наркотиками. В прошлый приезд Розы в Сан-Франциско она рассказал ей кое-что о том зле, с которым борется: о сотнях опиумных притонов на Пиратском берегу, хозяева которых обирали несчастных, обрекая их на медленную смерть; о тысяче каморок, где китаянки десяти-одиннадцати лет должны были продавать свое тело двум десяткам мужчин за ночь, чтобы их хозяева богатели. Десяти-одиннадцати лет! Роза пришла в ужас, однако господин Пао сурово сообщил ей, что это еще не худшая участь, которая может ждать китайских девочек, доставленных в Америку работорговцами. Что именно могло с ними случиться, он Розе не рассказал, да она и не хотела этого знать.
По сравнению с торговцами живым товаром и хозяевами опиумных притонов Камерон выглядел святым Георгием, безупречным рыцарем Галахадом. Роза никогда не видела в нем зверя до того момента, когда ее жизни стала грозить опасность, - прежде он никогда не утрачивал власть над собой. Это должно было сказать ей, что по крайней мере он достаточно привязан к ней, чтобы, увидев ее избитой и похищаемой, потерять голову.
Однако факт оставался фактом: в этот единственный момент зверь захватил власть. Как могла Роза быть уверенной в том, что такое не будет случаться снова и снова, пока в Камероне не останется ничего от человека?
Роза продолжала мучиться этим вопросом, пока наконец чай господина Пао не оказал своего благотворного действия.
Камерон диктовал саламандре самое трудное письмо в своей жизни. Он понимал, что господин Пао сурово его осудит, но делать было нечего: Пао следует узнать всю правду, потому что, если Роза обратится к нему за помощью, он должен точно представлять себе положение, в котором оказалась девушка. Камерон подробно описал свою трансформацию и вызвавшие ее обстоятельства, причины, побудившие его нанять Розу, ее успехи в магии; он признался в том, что все больше любит девушку и нуждается в ней, и наконец сообщил об убийстве Дюмона собственными руками, вернее, клыками.
"Она может обратиться к Вам. В любом случае, Пао, присмотрите за Розой, пока она будет в сфере Вашего влияния. Если бы я не был совершенно уверен в том, что, оставаясь здесь, она может лишиться рассудка, я ни за что ее не отпустил бы. Она скорее всего страдает от шока, а потому особенно беззащитна. Позаботьтесь о ней, если она Вам позволит. Прошу Вас об этом ради нее, а не ради себя. - Камерон на мгновение умолк, и саламандра застыла над листом бумаги. - С уважением, Ясон Камерон".
Саламандра выжгла последние буквы. Камерон взял письмо, прочел, положил в конверт и вернул духу Огня.
- А теперь сразу же отнеси ему и узнай, не будет ли ответа.
Саламандра безмолвно кивнула и исчезла вместе с конвертом. Камерон закрыл лицо лапами и впился в кожу когтями.
Вернувшись в дом, он заперся в своих апартаментах и начал поспешно рассылать телеграммы: велел подать поезд, отправил распоряжения своему агенту в Сан-Франциско. Когда было получено подтверждение того, что все его распоряжения выполнены, Камерон послал саламандр в комнаты Розы, чтобы привести в исполнение остальную часть своего поспешно составленного плана.