— Шесть тысяч! — заявил аукционист.
Теперь осталось только два знаменитых дилера, между ними и шла торговля.
— Кто больше?
— Семь тысяч!
— Восемь!
— Девять!
— Не могу на это смотреть, — выдохнул Рэндольф.
По лицу его струились слезы. Он отвернулся и пошел прочь, а Лола все глядела ему вслед.
— Кто больше? — спросил аукционист. — Девять тысяч раз… девять тысяч два…
— СТАВЛЮ ОДНУ ОРИГИНАЛЬНУЮ ИДЕЮ! — крикнула я, выуживая из сумки крохотный осколок фантазии, подаренный мне мисс Хэвишем, и направляясь к столу аукциониста.
Когда я подняла над головой пламенеющий фрагмент и триумфально положила его на стол, воцарилось гробовое молчание.
— Осколок оригинальности за эту шлюху? — прошипел человек в первом ряду. — Совсем у Глашатая крыша поехала.
— Лола дорога мне, — мрачно сказала я. Мисс Хэвишем велела мне использовать этот осколок мудро, и, по-моему, я поступила именно так. — Этого хватит?
— Хватит, — сказал продавец, забирая осколок и алчно разглядывая его в лупу. — Этот лот снимается с торгов. Мисс Нонетот, вы — счастливая обладательница генератки.
Лола, бедняжка, чуть не описалась от счастья. Она крепко держалась за меня бесконечные пять минут, пока оформлялись документы.
Мы обнаружили Рэндольфа на тумбе у причала. Он сидел, устремив печальный тусклый взгляд в Текстовое море. Лола наклонилась и что-то прошептала ему на ухо.
Рэндольф вскочил, обернулся и обнял ее с радостным криком.
— Да! — крикнул он. — Да, я говорил правду! И только правду!
— Ну ладно, пташки влюбленные, — встряла я, — думаю, пора покинуть этот скотский рынок.
Мы отправились домой в «Кэвершемские высоты». Рэндольф и Лола держались за руки и строили планы, мол, неплохо бы устроить приют для генератов, переживающих тяжелые времена, только вот как бы изыскать средства? Ни у одного из них не было подъемных на такой проект, но их слова заставили меня призадуматься.
На следующей неделе, когда меня окончательно утвердили в должности Глашатая, я вынесла на Совет жанров предложение купить «Кэвершемские высоты» и переоборудовать роман в курорт для персонажей, нуждающихся в отдыхе от порой напряженной и вечно повторяющейся жизни, какую приходится вести обитателям Книгомирья. Нечто вроде «текстуального Батлинза»,[119] только без массовиков-затейников. К моему удовольствию, Совет предложение принял, поскольку оно решало проблему персонажей детских стишков. Джек Шпротт прыгал от радости, узнав эту новость, и вовсе не был обескуражен громадными изменениями, которые придется совершить, дабы справиться с наплывом посетителей.
— Боюсь, сюжет о наркотиках вылетает, — сказала я ему, когда мы несколько дней спустя за ланчем обсуждали это.
— Да и черт с ним! — воскликнул он. — Все равно он мне никогда не нравился. А боксер на замену у нас есть?
— История с боксом тоже накрылась.
— А… А как насчет побочной линии с отмыванием денег, когда я обнаруживаю, что мэр сидит на откате? С этим-то все в порядке?
— Не совсем… — промямлила я.
— И ему тоже конец? — переспросил Джек. — Да хоть убийство-то у нас осталось?
— Осталось, — ответила я, протягивая ему новый сюжет, который накануне состряпала на пару с вольным воображателем.
— Ага! — сказал он, жадно глотая строчки. — «В Рединг пришла Пасха — плохое время для яиц. Шалтай-Болтай обнаружен разбитым вдребезги под стеной в районе трущоб…»
Он перелистнул несколько страниц.
— А что ждет доктора Сингх, Мадлен, полицейских номер один и два и всех остальных?
— Все остаются здесь. Придется перетасовать роли, но места никто не потеряет. Вот только Агата Дизель оказывается не у дел: сдается мне, мы с ней еще намучаемся.
— Я с ней справлюсь, — ответил Джек, заглядывая в самый конец, дабы узнать, чем все кончилось. — Мне нравится. А что скажут ребята из детских стишков?
— Я с ними поговорю.
Оставив набросок Джеку, я перенеслась в Норленд-парк, где поделилась новостями с Шалтаем-Болтаем. Он со своей армией забастовщиков по-прежнему дежурил у дверей дома, а к ним присоединились еще и персонажи детских сказок.
— Ага! — воскликнул, завидев меня, Шалтай. — Глашатай! Значит, три ведьмы таки оказались правы!
— Как обычно, — ответила я. — У меня есть для тебя предложение.
У Шалтая чуть глаза из орбит не вылезли, когда я объяснила ему свой замысел.
— Курорт? — переспросил он.
— Что-то вроде, — ответила я. — Мне нужно, чтобы ты скоординировал всех своих коллег, которым проза покажется немного непривычной после стольких лет разговора в рифму, потому как ты погибаешь в самом начале повествования.
— Не… не со стены?
— Боюсь, именно со стены. Что скажешь?
— Ладно, — вздохнул Шалтай-Болтай, внимательно читая сценарий и улыбаясь. — Я возьму его и покажу нашим, но сразу могу вам сказать, что здесь нет ничего такого, с чем бы мы не справились. Подождем голосования. Мне кажется, ваше предложение пройдет на ура.
На разборку СуперСловесных машин в Главном текстораспределительном управлении у Совета жанров ушел почти год. Последовало множество арестов — увы, ни одного По Ту Сторону. Вернхэма Дина освободили из-под стражи, и им с Мими вручили «Золотую Звезду за Читаемость». Кроме того они получили в награду долгожданное изменение сюжета, после чего поженились и — беспрецедентный случай для фаркиттовских пописок — жили долго и счастливо, вызвав тем самым сильное падение спроса на «Сквайра из Хай-Поттерньюс». Харрис Твид, Ксавье Либрис и еще двадцать четыре обвиняемых из Главного текстораспределительного управления были допрошены и признаны виновными в преступлениях против Книгомирья. Твида навечно выслали в Суиндон, Хипа, Орлика и Легри — в их романы, а остальных свели к тексту.
В первый день наплыва отпускников из детских стишков мы с Лолой сидели на лавочке в парке в «Кэвершемских высотах», которым вскоре предстояло быть переименованными в «Преступление матушки Гусыни». Мы наблюдали, как Шалтай-Болтай приветствует длинную череду гостей, а Рэндольф распределяет их по ролям. Все были довольны своей участью, но лично я не испытывала особой радости. Мне все равно недоставало Лондэна, и я вспоминала о нем каждый раз, когда безуспешно пыталась застегнуть брюки на быстро растущем животе.
— О чем ты думаешь?
— О Лондэне.
— О, ты вернешь его, я уверена, — вздохнула Лола, глядя на меня своими огромными карими глазами. — Пожалуйста, не падай духом!
Я погладила ее по руке и поблагодарила за добрые слова.
