Ознакомительная версия.
Впрочем, самой Мильям легче там не стало. Ей нигде не станет легче. И она мучительно не знает, что с ним делать, с оставшимся и, по сути, драгоценным запасом — дней, часов, мгновений? — пока еще живого времени…
— Ты была у отца?
Мильям резко обернулась, словно у щеки просвистела стрела:
—Что?!
— Не была. — Юстаб встала из-за станка. — Конечно. Тогда я пойду.
И в один миг исчезла — даже не хлопнул входной полог, заменявший на лето тяжелую дверь. Хотя, разумеется, Юстаб пересекла комнату своими ногами, и полог отвела вручную, не станет же она сейчас расходовать силу на ненужные пустяки. Однако то, на что дочь сейчас израсходует ее всю, без остатка, — тоже не нужно, поскольку в любом случае не способно никого спасти. Но ей не объяснить. Не убедить. И не дождаться прощения.
Юстаб знает, что она, Мильям, — всего лишь вторая дочь в семье, и то немногое, что она умеет, — снисходительная уступка древних сил великого Гау-Граза неправильной мечте женщины с неправильной судьбой. Знает, что она сама от рождения наделена гораздо более могущественным волшебством, мощнее, чем у кого бы то ни было. И если даже оно оказалось бессильным — значит уже бесповоротно преодолен тот порог, за которым властвует воля Могучего, и ничего, кроме Его беспощадной воли…
Но она, молчаливая девочка со слишком правильными представлениями о мире, считает, что мать должна была попытаться. Выложиться, выплеснуться, исчерпать себя до капли — и только тогда, может быть, позволить себе сдаться.
Сама Юстаб не сдалась. Она там, наверху. Ей нужно помешать, ее сила необходима для другого… Мильям передернула плечами; осталась на месте. Юстаб слишком многое неизвестно — и, пока ее мать жива, известно не станет. Не станет до конца понятным то, что происходит… возможно, действительно до конца.
А время все-таки идет. Вот и солнце, поймав нужный угол, проникло во двор, подсветило снизу входной полог, ворвалось в оконницы. В глобальем мире… то есть в Глобальном социуме время и солнце не имеют друг к другу ни малейшего отношения. Там не составляет труда раз и навсегда «запрограммировать» небесное светило в одну точку над головой. Так они и живут… И будут жить еще долго.
А великого Гау-Граза не будет. Может быть, уже через несколько мгновений.
И самое страшное — сознавать, что не можешь поделать ни-че-го. Даже сбежать туда, в вечный и незыблемый Глобальный социум. Даже если на побег еще есть время. Она, Мильям, давно разрешила себе этот последний выход; но от него откажется Юстаб. И Валар — как разыскать его там, на границе?.. Да и он, мужчина, воин, конечно, тоже не согласился бы бежать, струсить, покинуть свой пост и свою страну…
Все они погибнут. Вместе с самим Гау-Гразом — солнечным, счастливым, ни о чем не подозревающим. Вместе с древними горами и долинами, уже не способными, как некогда, укрыть от врагов своих детей.
И не важно, на кого целиком и полностью ляжет вина за это.
Все, что до сих пор сохраняет значение, завязано на одной-единственной женщине… неужели она и правда его родная сестра? И все окончательно потеряно, если та женщина, как мрачно пророчит Юстаб, не откроется больше. Если и она окажется не в силах — или не сочтет необходимым — что-нибудь сделать.
— Уходи, — ровным голосом бросила Далька.
— Что? Подожди, я думала, ты захочешь… Он спас меня. Я тебе расскажу…
С той же интонацией как заведенная:
— Уходи, я сказала.
На интерьерном мониторе Далькиной гостиной плескался прибой. Закольцованный в комбинации двадцати разных волн: я пересчитала. Потом еще раз. Самой красивой была семнадцатая, которая перед тем, как рассыпаться пенным веером, показывала на мгновение прозрачно-изумрудную толщу с нежным кружевом водорослей. В реале такого прибоя не бывает.
В первую секунду мне показалось, что она уже знает. Но такого быть не могло, никак не могло… откуда?! Наверное, просто защитная реакция психики, которая мгновенно возводит внутренний барьер, устанавливает блокаду на восприятие того, что никак нельзя понять и принять на веру… Далька. Моя единственная подруга во всем Глобальном социуме.
Я должна была сказать ей сама. Рассказать обо всем. Я — а не краткое официальное сообщение по коммуникативной линии в комплекте с приглашением на курс психореабилитации. Я должна была и я пошла на риск, пожертвовав этому долгу несколько, возможно, фатальных десятков драгоценных минут…
— Уходи.
— Далька… может, позовешь детей? Они ведь уже взрослые… Подумай. Мы, наверное, больше не увидимся. А в ГБ ни тебе, ни им не скажут правды. Никогда.
— Гуны и Свена нет дома. Уходи, Юська.
Она смотрела сквозь меня, и в какой-то момент мне почудилось, будто через ее зрачки просвечивает виртуальное море. Наваждение. Я боялась, что Далька не отпустит меня, что разрыдается на моей груди, потребует сто раз пересказать в подробностях, как это было… а время будет катастрофически разбиваться пенными брызгами на мониторе. И тогда…
Ничего подобного. Ни слезинки. Ни единого вопроса.
Впрочем, главное она поняла сразу. Винс погиб, спасая не ее — меня. И мы обе слишком хорошо знаем, что и при самом широком выборе он не отказался бы от такой смерти.
— Хорошо. Я ухожу.
…Пульт управления капсулы перемигивался зелеными огоньками вольного режима. Куда теперь? К кому?.. В самом деле, хватит ломать неизвестно перед кем дешевый сюрр. Я прилетела к Дальке вовсе не из благородного чувства долга. Я рассчитывала на ее помощь. Как тогда, в далекой детской авантюре с подменой вместителей… смешно. Мы с Далькой давным-давно отдалились друг от друга. Согласись она выслушать подробный рассказ о смерти Винса, это ничего бы не изменило.
Мне нужен союзник. До чего же он необходим сейчас, хоть какой-нибудь союзник…
Капсула неслась по тоннелю на последней скорости, и серые блоки по его краям сливались в нескончаемую ленту. Я переключилась в вертикальный режим, прыгнув на замершем вдохе сразу на несколько уровней вверх. Может быть, подняться к небу, как в детстве? Давненько я не видела неба — из-под городского купола.
Кто? С кем я поддерживала последнее время более-менее близкие отношения, не считая Дальку и Винса? Слав… на какую-то долю мгновения я подумала о нем как о живом, как о варианте — и ужаснулась себе самой. Как все чудовищно перемешалось, перевернуло систему жизненных координат, разбросало, словно взрывом, ценности и акценты. Впрочем, оно и не могло быть иначе в той чудовищной ситуации, которая реально существует и выход из которой, если он вообще возможен, зависит только от меня. Если я правильно поняла.
Но одной мне никак не справиться. Нужен хоть кто-нибудь… От отчаяния вспомнила о родителях: когда они последний раз поздравляли меня с днем рождения?.. О том, что когда-то у них был еще и сын, они, конечно, намертво позабыли в незапамятные времена… Потом о Марисе; расхохоталась так, что мелко завибрировали стенки капсулы… Кто?!.
Ознакомительная версия.
