– Она в горячке… - неуверенно подсказал секретарь.
– Тем более! Приставить круглосуточную стражу и… и послать туда лекаря, двух лекарей из наших. Сейчас же! Если нечистая тварь сдохнет…
– Понял, - секретарь коротко кивнул и выбежал из кельи. Настоятель опустил голову на скрещенные на столе руки и тихо зарычал. О Пророк, неужели нахал-посланник прав и Юг идет войной на беззащитные северные княжества? Значит, он, Семлемен оказался прав, заблаговременно собирая армию? Но… совпадение ли это? Правду ли говорит загадочный Шупар? Чего добивается он, горевестник?
Но хватит! Он все еще Настоятель, и никто в мире не сможет заставить его плясать под чужую дудку. Поднять армию, дождаться золота и… И что? Ну, потом продумаем как следует. Сейчас вернется Перус, и тогда можно как следует спланировать всю игру…
Далеко заполночь совершенно обессиленный брат Перус, много часов бегавший по заданиям своего господина, наконец-то заперся в своей крохотной келье. Он наспех зажег лучину, осторожно достал из-за пазухи пергамент, который так и не удалось переложить в безопасное место, и принялся разбирать мелкие буквы шифра, выписанные четким каллиграфическим почерком. Таблицы не требовались - кодовые группы он помнил на память.
– Сегодня второй день после срока, - голос Кургаша оставался спокойным, но в нем проскальзывали неуверенные нотки.
– Возможно, что-то случилось, - наморщил лоб Хлаш. - Он еще никогда не опаздывал на сутки.
– Долго еще ждать?
– Если он не появится до восхода, снимаем наблюдение и уходим в лагерь. - Зеленый туман ночного зелья уже начинал слабеть, и матха понимал, что скоро придется передавать вахту следующему. Или… снова пить настой. Сажать печень не хотелось, но доверять молодым поиск в ночном лесу тоже не дело. Ты не можешь нести мир на плечах в одиночку, в очередной раз напомнил он себе. Не дури. Он ведь тоже пойдет по знакам. А уж его ночное зрение превосходит даже орочье.
– Учитель… - Кургаш явно колебался, стоит ли спрашивать. Однако любопытство точило его не первые сутки, и молодой тролль, наконец, не выдержал. - Учитель, прости мне мое невежество, но чем так важен твой человек? Ведь мы не вмешиваемся в дела людей? Или нет?
– В дела людей, - Хлаш намеренно подчеркнул последнее слово, - мы не вмешиваемся. Сейчас речь идет о делах Народа.
– Да, учитель! - Кургаш замолчал. Чувствовалось, что ответ его не удовлетворил, но получить выговор за неумение самостоятельно делать выводы ему тоже не хотелось.
Человеческий силуэт вырос на фоне светлеющего неба несколько часов спустя, уже под утро. Хлаш чутко дремал, прислонившись спиной к огромному древесному стволу, но движение воздуха мгновенно разбудило его. Он осторожно тронул за плечо напряженно всматривающегося в противоположную сторону Кургаша и выдохнул:
– Наконец-то…
Кургаш вспугнутым тетеревом взлетел на ноги, принимая боевую стойку, но запнулся о корень и чуть не грохнулся обратно на землю.
– С сегодняшнего дня начнешь отрабатывать технику с повязкой на глазах! - пригрозил ему Хлаш. - Тилос, что-то случилось?
– Нет, дружище! - в голосе Тилоса чувствовалось облегчение. - Ты не представляешь, Хлаш, как я рад наконец-то увидеть тебя живьем. - Он хлопнул Хлаша по плечу, и тот от души ответил тем же. - А рука у тебя по-прежнему тяжела, здоровяк ты наш… Как дела?
– Как сажа бела! - буркнул Хлаш. - Кургаш, познакомься. Это Тилос. Ведущий по Пути и мой учитель.
– Не прибедняйся! - рассмеялся Тилос. - Ты меня тоже кое-чему научил. Рад встрече, Кургаш.
– Рад встрече, человек Тилос, - голос тролля явно выдавал его неуверенность. Матха мысленно вздохнул. Все-таки какой он еще мальчишка… Как жаль, что к делу нельзя привлечь проверенных, но закоснелых в предрассудках воинов!
– Тилос, почему ты задержался?
– Пришлось сделать крюк, чтобы передать инструкции своим людям. В последнее время я стараюсь как можно меньше использовать радиосвязь, - пояснил тот. - У меня есть серьезные подозрения, что эфир слушаем не только мы. Хлаш, мне нужна помощь. Грубая сила и простая выносливость. В общем, крепкие спины и быстрые ноги.
– Что нужно?
– Мне нужно за две недели доставить центнер золота из тайника в четырехстах верстах отсюда. По прямой в четырехстах верстах, - поправился Тилос. - Но кое-где придется давать солидного крюка. Часть пути проделаем по горам, так быстрее. Малый отряд, не больше семерых, я восьмой.
– Значит, я и еще шестеро… - Хлаш не стал спрашивать, зачем Тилосу столько золота. Если дело как-то касается Народа, тот расскажет сам. Если не касается - то и не надо. - Найдем. Мой лагерь в пяти верстах. Как раз к рассвету доберемся.
– Нет, Хлаш. Боюсь, ты староват для дальней гонки. Мне потребуется молодежь.
– Хорошо. - Хлаш никак не выдал своих чувств. Да, его слова справедливы. Сто лет от роду - еще не старость, но и далеко не молодость. Но как же все-таки обидно слышать такое от друга! От бессмертного друга… - Света уже достаточно для перехода, но по сторонам тебе придется глядеть на пару с Кургашем. Я не хочу принимать вторую порцию ночной гадости.
– Не волнуйся, - грустно усмехнулся Тилос. - Сегодня все еще будет тихо. Мои люди по деревням начнут кричать о вторжении только завтра. Вот тогда народ ломанется в леса зарывать добро, и придется глядеть в оба. Пойдемте. Хлаш, мне нужен полный отчет по Клатту. Расскажешь по дороге.
Элиза не знала, сколько времени она провалялась в бреду - день, два или неделю. Смутные фантасмагорические образы плавно перетекали друг в друга, иногда напоминая кого-то знакомого, иногда превращаясь в неведомых чудовищ. Она от кого-то убегала, ее загоняли в угол, она дралась, вырывалась на свободу и снова убегала…
Когда она впервые разобрала обращенные к ней слова монахини, в узкое окно били лучи заходящего солнца. Узкий соломенный тюфяк только что не хлюпал от пропитавшего его пота. Монахиня - позже девушка узнала, что ее зовут сестра Камия - осторожно напоила ее сначала горячим соленым бульоном, а потом травяным настоем. Затем Элиза уснула - уже без бредовых кошмариков и вообще без сновидений. Впрочем, ненадолго - среди ночи ее пробудило настойчивое желание сходить до ветру. Жар ушел, осталась лишь страшная слабость. Сонная сиделка помогла ей воспользоваться ночным горшком, уложила обратно в постель и, сочтя свой долг исполненным, засопела на табуретке при свете догорающей лучины. Какое-то время Элиза бездумно лежала, глядя в темноту комнаты, потом сон снова сморил ее.
Долго оставаться в постели она не смогла. С трудом перетерпев следующие день и ночь, с рассветом она решительно выбралась с лежанки и натянула что-то вроде грубой рясы для послушниц, которую ей сунули взамен не подобающего девице мужского одеяния. Голова еще немного кружилась, но она заставила себя проделать урезанный разминочный комплекс. Уже после второго упражнения она поняла, что так жить нельзя, и сбросила рясу, доделав зарядку нагишом, до полусмерти шокировав не вовремя зашедших сестру Камию и еще пару важно надутых монахинь в рясах из прекрасной тонкой шерсти и белых клобуках целительниц. Последовала длиннющая нотация, из которой Элиза вынесла, что порядочной молодой девице неприлично, во-первых, разоблачаться донага даже в полном одиночестве и, во-вторых, махать руками и ногами как ветряной мельнице. В ответ девушка с неизвестно откуда взявшейся храбростью устроила небольшой скандал, потребовав взад свою старую одежду или хотя бы просто штаны с рубахой. После получаса пререканий сестра Камия, наконец, сдалась и послала прибежавшую на шум монахиню за требуемым.
