– Лезь туда, – приказывает Ромка.
– А как ты?
– Я за тобой. Давай быстрее.
Шкаф – укрытие не самое надежное. Но всё равно деваться больше некуда. Я прижимаюсь к задней стенке, чтоб хватило места на двоих. Может быть, Ромка замешкался. А может, передумал прятаться. И дверцы со щелчком закрылись перед ним. Или он сам закрыл их. Казалось бы, чего проще – открыть шкаф изнутри. Не тут-то было. Дверцы оказались запертыми на замок и на толчки не реагировали. Прильнув к замочной скважине, я видела только кусочек стены, облицованной плиткой. Зато слышала всё. Треск входной двери и грохот падающей урны. Быстрые шаги и лязг металла. Гортанный мужской голос, что-то требующий на смутно знакомом языке.
В ярости пинаю дверцы шкафа, задевая ногою ведро. В нос ударяет едкий запах хлорки. Налегаю на дверцы всем телом, буквально вываливаясь наружу. И замираю в изумлении. Ромка сидит на полу с безвольно вытянутыми ногами и остекленевшим взглядом. А над ним возвышается римский легионер в сандалиях и латах. С пустым колчаном из-под стрел за спиною и обнаженным двуручным мечом, занесенным над головою Романа. Меч стремительно падает. Ромка дергается, и удар приходится в плечо. Под руку мне подворачивается шкатулка, и, плохо соображая, что делаю, я замахиваюсь ею, чтоб огреть легионера по затылку. Он оборачивается и перехватывает шкатулку. Вырывает крышку, выгребает кольца и с довольною улыбкой топает к двери. Бросаюсь к Ромке. Лицо у него совершенно белое и неподвижное. В глазах упрёк.
– Зачем? Зачем ты отдала ему шкатулку? Разве скептик в латах лучше пессимиста в солнечных очках? Эти кольца – залог настоящей любви. Нельзя, чтобы их переплавили…
Что за чушь? Он бредит, что ли? Лоб холодный. Рубашка в кровавых потёках. На плече – глубокий шрам. Давно заросший. Я начинаю злиться, оттого что ничего не понимаю:
– Да объясните же по-человечески, что это значит!
– А что у тебя в руке?
Я медленно разжимаю кулак. В ладони – два кольца с янтарной крошкой. Вот теперь приходит понимание. Есть настоящая любовь. И есть влюбленность. Любовь прочна и долговечна, как кольцо из драгоценного металла. Влюбленность же постепенно тускнеет. Как подделка или бижутерия. Сложность в том, что бижутерию от натуральных драгоценностей не сразу отличишь. Ромка встаёт на ноги:
– А ты уверена, что наши кольца – настоящие?
– Время покажет, – улыбаюсь я.
«Ночь планету окутала звёздной сияющей тканью…»
Ночь планету окутала звёздной сияющей тканью.
Брошью лунной скрепила, прошила огнём метеоров.
От томлений невнятных – познать, что за чёрной той гранью,
Засыпаю под шорох страниц книг бессмысленных споров.
Спорят годы учёные. В тайны Вселенной проникнуть
Удаётся на миг, и опять за загадкой загадка.
Только в новый закон об энергиях силишься вникнуть,
Как пространство все догмы былые крушит без остатка.
Ясновидящих рать смотрит взглядом иным и особым.
Но и им открываются двери познания редко.
До величия многих из них далеко вялым снобам —
Так прекрасны иллюзий их мыльный пузырь или клетка.
Я читаю и тех и других, это мне интересно.
В разговорах пытаюсь понять суть – зачем и откуда?
Для чего мы приходим на свет? Отчего мыслям тесно?
Почему верим в сказки и ждём с нетерпением чуда?
Многоликость времён и событий меня будоражит.
И порой всего в слове одном – сотни новых открытий.
Жаль, что ворох красиво написанных белых бумажек
Превращается в сотни томов бесполезных наитий.
Многословие – бич, укрощающий самых упорных.
Мишурой лишних слов украшают себя лжепророки.
Сколько в мире вопросов по сей день воистину спорных
Разрешают «на веру» кому-то, без лишней мороки.
Я хотела бы, может, поверить, что всё в жизни просто.
Утром встать и, одевшись, привычно пойти на работу.
Жить, как все. Иногда лишь глядеть на полночные звёзды
И считать с понедельника дни, ожидая субботу.
Только это не мой путь! Мой ритм выбивается снова
Из рутины привычных «картин» и зовёт в бесконечность.
И ищу я в себе сердцевину той первоосновы,
Из которой мы все состоим и транслируем в вечность…
«Он любил слушать песни, когда за окном…»
Он любил слушать песни, когда за окном
город вязнул в потоках дождя.
Тьма, как сумрачный вестник под чёрным зонтом,
появлялась, в мир снов уводя.
Он по линиям ночи скользил в темноту,
не встречая препятствий в пути.
И себе сам пророчил, что сможет к утру
он звезду счастья в небе найти.
Погружаясь с улыбкой в бездонную тень,
в эти странные сны без границ,
В нереальности зыбкой исследовал день,
полыхающий светом зарниц.
Видел он в танцах молний любовь и мечту,
воплощённую в яви земной,
Ту, что сможет заполнить его пустоту,
став надеждой его и весной.
Он любил слушать небо, когда за окном
город вязнул в потоках дождя.
Он упрямо и слепо твердил об одном,
в мир мечтаний своих уходя.
Пусть в словах его крылась печаль от того,
что звезда счастья так далека,
Он не сдался на милость судьбы, и его
взгляд легко раздвигал облака.
Звёзд серебряных стая в путь снова звала,
отражаясь в бездонных очах.
И мечта, обретая два сильных крыла,
ввысь взмывала в их ярких лучах.
А любовь уходила в обнимку с зонтом
под звенящие струи дождя,
Превращаясь в унылый и серый фантом
и мечту его нового дня…
«Белой птицей судьба на плечо опустилась с небес…»
Белой птицей судьба на плечо опустилась с небес.
А в глазах отражение солнца встаёт и заходит.
Рысью всадницу конь мчит дорогой мечты и чудес
К облакам, что парят в вышине, где фантазии бродят.
И встречает её кто-то смутно знакомый такой,
На таком же коне и в такой же одежде похожей.
А она говорит: «Я нашла здесь себя и покой —
Отраженье моё, как же в сущности мы с тобой схожи!»
Льются света потоки, в руках расцветают цветы.
Голос тихо поёт, и пространство ему вторит нежно…
А она, возвращая любовь в мир пустой суеты,
Остаётся и верой его, и последней надеждой.
«Рассыпается время мгновеньями прожитых дней…»
