– Садитесь, заключенный Мазепа. Хочу с вами побеседовать.
– Якуб-Мазепа, Регина Львовна, – поправил капитана Василий, усаживаясь на вмурованный в бетонный пол табурет. – Отчего же не побеседовать с обаятельной дамой? К вашим услугам. На любую тему. Хотите, я расскажу вам все, что знаю, о похождениях корсара Блада или поведаю краткую биографию князя Кропоткина?
– Книгу «Одиссея капитана Блада» верните в тюремную библиотеку, а про князя мне не интересно. Где вы со своими подельниками взяли гексоген мне тоже не интересно. Это не по моей части. Мне любопытно, как вы намеревались использовать взрывчатку. Хотели убить людей? Кого и за что?
– Кого и за что, – медленно повторил анархо-синдикалист. – Дело мое вы, конечно, читали.
– Прочла, – согласилась капитан. – Очень внимательно прочла.
– И вы в самом деле хотите знать, кого и за что? Или интересуетесь по службе?
– Сын академика, и вдруг бомбы, – задумчиво и с некоторым укором произнесла капитан.
– Отчего же вдруг? Ничуть не вдруг. Анархистом я становился постепенно, и началом этого становления явился поздний визит к отцу какого-то толстого полупьяного мента в чине сержанта.
– Вот как? В деле нет подробностей. Хотите рассказать?
– А вы хотите выслушать исповедь несостоявшегося бомбиста?
– Читала материалы дела, но так и не смогла понять причину, по которой доктор физических наук покушался на солидных уважаемых людей.
– Уважаемых? Вы уважаете генерала Хуциева?
– Хуциева? Не знаю такого.
– Могли бы и знать. Начальник управления Ибрагим Иванович Хуциев.
– Да-да, вспомнила. Именно в его машину вы подложили невзорвавшуюся бомбу. Почему?
Анархист вздохнул и посмотрел на засиженный мухами портрет товарища Дзержинского, висевший на стене кабинета за спиной капитана.
– Причина проста, как самодельный нож из напильника. Пока эта сволочь выдирала у нашей фирмы половину прибыли, мы терпели и кое-как изворачивались. Но потом, когда мы наладили экспорт нашей продукции в Германию и Польшу, генерал пожелал стать единственным собственником фирмы. Отец не согласился, и он убил отца. Банальная история, Регина Львовна.
– Как убил?
– Вызвал в управление для задушевной деловой беседы и убил. Труп отца со следами пыток нашли на свалке в Подмосковье около Николиной Горы.
– В деле об этом ничего нет.
– А вы хотите, чтобы было? Я писал прокурору, но они сказали, что если я не заткнусь, на той же свалке найдут мою невесту. Я заткнулся, стал анархо-синдикалистом, раздобыл гексоген и вот теперь отдыхаю от тяжких деловых будней в вашем уютном кабинете и читаю на нарах о приключениях пирата. Но Ибрагима Ивановича, это я вам сообщаю по секрету, Регина Львовна, я, как говорят ваши подопечные, замочу непременно.
Заместитель начальника колонии строгого режима отошла от окна, села за стол и минуту молча разглядывала голубое пятно океана на глобусе.
– У вас долгий срок, Мазепа.
– Якуб-Мазепа, – снова поправил капитана анархист Василий.
– Я могу определить вас в камеру мошенников. Там не так… не так опасно. Хотите?
– А где бы у вас отбывал наказание милицейский генерал?
– У вас извращенное чувство юмора, Мазепа. Ну, не с уголовниками, конечно.
– Якуб-Мазепа. Постарайтесь запомнить, Регина Львовна. Нет, не хочу. Оставьте меня у простых воров и разбойничков.
– Вам письмо пришло, Василий Терентьевич. Я его прочла, как положено, но ничего в нем не разобрала. Да особенно и не пыталась.
Анархо-синдикалист, не изменившись в лице, взял письмо, мельком глянул на конверт и сунул его за пазуху.
– Я пойду?
– Ступайте, Василий Терентьевич.
– Если не затруднит, Регина Львовна, прикажите выдать свежее бельишко постельное.
– Конечно-конечно, Василий Терентьевич.
* * *
Услыхав за спиной лязг захлопнувшейся двери, Василий оглядел камеру и вздохнул. Свободные нары были, но нужно было восстановить статус-кво, существовавший здесь до попытки побега и карцера. Он положил пакет с постельным бельем на стол и подошел к своим бывшим нарам у крохотного оконца. На них поверх одеяла валялся крепкого сложения незнакомый мужик в майке с татуировкой на плечах. На одном плече – витиеватый орнамент из якорей, на другом – парусный корабль. Мужик с любопытством рассматривал круглыми медвежьими глазками подошедшего к нему Василия. Обычный треп прекратился, камера замерла.
– Красивый кораблик, – улыбнулся Василий. – Чайный фрегат. На них чай и пряности из Вест-Индии в метрополию возили. Двадцать узлов развивал при хорошем попутном ветре. Недостаток – мертвую зыбь не выдерживал.
Мужик весело ухмыльнулся.
– Не угадал. У фрегата парусное вооружение больше. А это учебный бриг. На нем салаг дрессируют. А ты зачем тут? Если пустой базар, я не расположен.
– Просьба у меня к тебе, морячок. Уступи коечку убежденному анархо-синдикалисту.
Ухмылка медленно сползла с лица морячка, он сел на нары и, удивленно глядя на убежденного анархиста, достал из-под тощего матрасика заточку. Василий покачал головой и проникновенно повторил:
– Уступи.
– Нет вопроса, фраерок, ложись!
Сказав это, морячок молниеносным движением руки ткнул заточку, метясь в подреберье собеседнику. Удара, однако, не получилось. Заточка звякнула, упав на бетонный пол, и хозяин ее, вылупив бессмысленные глаза на Василия, тихо осел на пол рядом с ней. Камера восторженно загудела.
– Пришиб, что ли, до смерти? – поинтересовался медвежатник по кличке Гиббон.
– Нет, не сдохнет. Они на Каспии ужас какие живучие, потому как икрой питаются, – успокоил уголовников старик Кузя с беспричинным пожизненным сроком. – Но Васятка наш каков? Ловко он матросика определил. Надолго ты его отключил?
– Нет, дядя Кузя. Через пару минут оживет наш упрямый адмирал, – сказал Василий. – Пусть займет нары в углу.
– Не знаю, что там кушают на Каспии, а у нас в Одессе рыбаки жарят бычков, – сдавленно прохрипел адмирал. – Так я и сам переселиться хотел. Сквозняк тут под окном.
Статус-кво был восстановлен, и анархо-синдикалист расположился на нарах под разбитым окном, из которого в камеру сочилась тонкая струйка вольного воздуха. Письмо, однако, он не достал. Ждал ночи.
* * *
Генерал с висящими как у старого пса щеками и с крохотными глазками, спрятанными за черными роговыми очками, перебирал папки с уголовными делами и на перспективных в финансовом смысле ставил галочки жирным красным карандашом. Приоткрылась обитая дерматином дверь, и в кабинет скользнула Ангелина.
