Михаил Михайлович Михайлов
Проводник: проклятый мир
Дорога после недавнего дождя казалась черной. Приходилось постоянно щелкать переключателем с дальнего на ближний свет, когда впереди появлялся очередной встречный автомобиль. А на ближнем видимость практически пропадала — мокрый асфальт, как черная дыра, «съедал» свет фар.
Не будь дождика, то все было бы нормально, а так… Не прошло и получаса, как мне подобное времяпровождение надоело, и я съехал на грунтовку. Тут километров на пятнадцать дольше ехать, но зато почти без шансов нарваться на ослепляющую встречку. И грунтовка хорошая, не должна раскиснуть от слабенького дождика.
И как сглазил…
— Мать… — сквозь зубы зашипел я, когда из кустов почти под колеса вывалилась человеческая фигура. Взвизгнули тормоза, руль резво с силой толкнулся в грудь. По капоту заскрежетали ветки, когда я вывернул машину на противоположную обочину от человека.
Остановившись, я пару секунд сидел неподвижно, приходя в себя. Сердце билось быстро, словно задалось целью выскочить из груди. Потом нащупал под сиденьем короткую, толстую арматурину, обтянутую резиновым шлангом, и потянул крючок на дверце, выходя наружу.
— Какого хрена под колеса бросаешься? — негромко, но зло обратился я человеку. Тот валялся в паре метрах позади машины прямо на дороге. — Ну, чего молчишь?
Тот чуть-чуть зашевелился и застонал. Странно так, тоненько. Чтобы убедиться в своей догадке, я подскочил поближе и ухватился за плечо незнакомца.
— Баба, — вслух проговорил я. — Плечевая с трассы, что ли? Что ты тут делаешь — место тут явно не щедрое на клиентов?
Та молчала, продолжая издавать негромкие стоны. Не добившись ответа, я чертыхнулся и вернулся к машине. Из бардачка достал переноску, сунул штепсель в розетку и вернулся к женщине уже со светом. Хотя, какая она женщина?
Судя по лицу не больше семнадцати-восемнадцати лет. Худющая, как узница концлагеря. Грязная. И запах такой неприятный — давно немытого тела, грязи и что-то вроде дохлятины. Последнее мне сильно не понравилось. Не должен так пахнуть живой человек. А если запах есть, то он или мертв, или уже не жилец. Знаю, насмотрелся в армии на таких.
Причина запаха отыскалась очень скоро. На правом боку прямо под ребрами в животе зияла огромная, на две ладони рваная рана. Края уже почернели и опухли. Из-под рваных лохмотьев плоти сочилась сукровица пополам с гноем.
— Кто же тебя так, родная? — растерянно проговорил я. — И как ты еще жива?
— Помоги, — чуть слышно прошептала девушка. — Помог…
— Тебе только священник сейчас поможет, — буркнул я. — Если веруешь, конечно.
— Не мне… им… — задыхаясь и с трудом проговаривая слова откликнулась собеседница. — Им… помощь нужна. Ты можешь… знаю…
— Да кому помочь-то? — спросил я громче, чем следовало в той ситуации. — Ты здесь не одна такая?
Вместо ответа раненая ухватила ладонью мое левое запястье.
— Да, ты сможешь, — гораздо четче и понятливее проговорила девушка. Задать новый вопрос я не успел. Ладонь незнакомки превратилась в раскаленный кусок стали. От неожиданности и боли я дернулся, разрывая контакт, и вскочил на ноги.
— Ты чего? Что за хренотень творишь?
Но отвечать мне никто не торопился. Когда я вновь наклонился над незнакомкой, то понял, что ответа больше не дождусь — она была мертва. И что теперь делать?
Милицию вызывать точно не собирался. Сейчас такое время, когда тем проще все повесить на подвернувшуюся личность — меня — чем возиться с расследованием. Откупиться все равно нечем. Откуда деньги и недавнего дембеля, меньше года живущего на гражданке? Свои боевые/командировочные успел потратить — ремонт квартиры, покупка старенькой машины, помощь родителям и… пьянка, пьянка, пьянка. Пил, чтобы забыть весь тот кошмар, преследующий на протяжении почти двух лет. Жил тем, что в своем гараже перебирал движки на отечественных автомобилях, занимался жестянкой. Новоявленным байкерам помогал привести их «днепры», «уралы» к «харлейскому» облику.
Ладно, что-то я отвлекся от темы. Нужно посмотреть, что из себя представляет незнакомка. Может, документы найдутся.
Присев на корточки рядом с телом, я принялся рассматривать одежду. Штаны, куртка, невысокие сапоги из коричневой плотной кожи, шерстяная шапочка грубой вязки. На всей одежде имелись тонкие серебристые нити, проходящие вдоль всех швов. Точь-в-точь так же дембеля обшивают свою форму белым шнуром перед уходом на гражданку. На правой руке кожаная перчатка, левая ладонь голая. Как раз ей-то она меня и ухватила.
Хм, только сейчас я вспомнил то непонятное чувство ожога. Блина, как резко позабылось. Оставив в покое тело, я повернул свою руку ладонью вверх. На запястье, где держалась девушка, имелась странная… татуировка, что ли. Или тавро, что ближе к истине. Непонятный круглый знак сантиметров семи в диаметре. Состоял из множества изгибов, запятых, крючков, кружочков и непонятных ломаных геометрических фигур. Каждая линия — тончайший белый шрам, как бы выжженный в коже.
Я потер знак, но никаких неприятных или незнакомых ощущений не испытал. Все равно, если бы коснулся кожи в любом другом месте. Странно и непонятно. Стоит в больницу показаться… а то мало ли что.
Ничего полезного на теле мертвой незнакомки я не нашел. Все карманы пусты. Документов, какой-нибудь зажигалки или пачки сигарет не обнаружил. Даже обязательной девичьей принадлежности — губная помада, пудреница, тушь — не было.
Тело я оттащил в глубь леса и там укрыл в глубоком выворотне, забросав сверху горой хвороста и толстых обломков деревьев. При беглом взгляде не найдут, а там лисы постараются и объедят труп до полной неузнаваемости. Не по-человечески так поступать, но время сейчас такое, что за благородные порывы легко срок схлопатать.
Прошло больше месяца с того момента, как на лесной дороге повстречал странную незнакомку. Последствий, если не считать непонятного знака на руке, не было. Меня никто не вызывал в отделение, не приходили мутные личности (развелось их в наше время слишком много) с вопросами и фотографиями незнакомки.
Но наступил день, когда я ее вспомнил. В тот день я пришел в свою однушку вечером, вдоволь накрутившись ручкой лебедки в гараже, пока возился с движком «волги». Очередной заказ. От тяжелой работы руки заметно подрагивали. Казались чужими. Поэтому ничего удивительного не было в том, что во время приготовления ужина я порезался. И все бы ничего — уже пару раз было такое — царапина и царапина, но кровь попала на знак. Как и месяц назад появилась острая боль. Ниточки шрамов потемнели и приобрели насыщенный ярко-красный цвет.
Появилось непонятное дергающее чувство в этом месте. И еще кое-что…
— Что за…
Посредине кухни возникло небольшое облако тумана. Полностью непрозрачное. Возникло крайне неудачно, перекрыв выход в коридор и разрастаясь во все стороны. Пара секунд и меня накрыло непроницаемой пеленой (укрыться на крошечной кухне было невозможно, а прыгать с нескольких этажей я не решился). Исчезли звуки, запахи, ощущения. Только на запястье бился Знак и напоминал о себе болезненными «дергами». Потом я потерял чувство времени и ориентацию в пространстве.
Когда я вновь пришел в себя, то понял, что нахожусь явно не у себя дома. Откуда-то дул прохладный ветерок, принося запахи сырой листвы, гниющей древесины…
Сделав несколько шагов вперед, я вышел из туманного облака (которое, кстати, стало неспешно развеиваться).
Догадки мои оправдались: я был в лесу. Обычном смешанном лесу, где липы и березы росли в тесном соседстве с низкорослыми елочками и соснами. Стоял в центре крохотной поляны метров десяти в диметре. Дальше шли густые заросли шиповника и стволы деревьев.
В первую минуту я посчитал, что брежу. Ну, никак в моей голове не укладывался тот факт, что прямо из квартиры перенесся в лесную чащобу. Но шли секунды, складываясь в минуты, а окружающая картинка не собиралась исчезать. Даже туман, изрядно потеряв в объеме, продолжал висеть на прежнем месте.
Я зажмурился, сосчитал до десяти и обратно, представил себе с мельчайшими подробностями свою кухню и открыл глаза. Ничего не изменилось. Пришлось вспомнить разные глупости вроде щипков и испробовать их на себе. Но и это не помогло, только матюгнулся от острой боли.
Остается признать тот факт, что я и в самом деле нахожусь в лесу. Вероятно, у меня после контузии появились проблемы с головою. Хотя врачи гарантировали, что мне максимум «положены» головные боли и те редкие. Про временные провалы в памяти (или галлюцинации) речи не было.
— Коновалы хреновы, — вслух проговорил я, — все нормально, все нормально… урр-рроды.
Голос звучал по-прежнему, как и двадцать последних лет (или немногим меньше, если убрать немое младенчество). Решив плюнуть на странности, я прошелся по поляне, осматриваясь по сторонам.