Издатель
Глава 1
«Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться»
Роман «Мастер и Маргарита» Булгакова.
— Тебе Борян, от души. Поздравляем с юбилеем, брат.
На столешницу лакированного кедра лёг потрёпанный томик. Пожелтевшие страницы, края замяты и топорщатся. Переплёт — скрепка, обложка — мягкая, с одной единственной надписью золотой фольгой:
«Стихи Бори Сивого».
И ниже дата подписана : май 1991 год.
Именинник, глядя на реликвию, даже скупую мужскую слезу пустил. Как не растрогаться? Душевно Аркаша поздравил, негаданно нежданно сделал шикарный подгон.
— Именнинику слово!
— Боря Сивый говорит!
Раздались густые аплодисменты. Да так громко хлопали, что мурашки по побежали спине, а волосы на руках встали дыбом. Ностальгия дело такое, вместе со сборником стихов вся жизнь считай перед глазами пронеслась, галопом.
Сегодня Борис Дмитриевич Шулько, для узкого круга друзей Боря Сивый, отмечал юбилей. Кругленькая дата — полтишок дядьке стукнул, совсем взрослый. Праздновали в хорошем кавказском ресторане на юго-западе Москвы, на вечер заказали полноценный салют и девочек, совсем как в лучшие годы. Стол ломился от блюд — люляшки, шашлык-машлык, чача.
Денег Борис Дмитриевич никогда не жалел и отмечал торжества на широкую ногу и с размахом. Будь то собственный юбилей, будь свадьба дочурки или день рождения тойтерьера Сильвера его внучки.
Однако сегодня праздник обещал стать особенным. Мишка Рыбак подогнал на стол отборную осетровую икорку, отрабатывая своё погоняло. Саня Клещ принёс пузырь домашнего самогона, что горло выдери. Кто чем богат и у кого на что воображения хватало, тем и грел именинника.
Самогончик Боря глубоко уважал и приметил первым, а по такому случаю так вовсе грех глотку прополоскать. Вот он и раздавил рюмку другую по пятьдесят граммов, хотя врачи категорически запрещали ему спиртное. Анализы у Бориса Дмитриевича шли плохие, после крайнего техосмотра в клинике врачи вовсе забили тревогу. Дай бог памяти, прямой и непрямой билирубин не показывает норму.
Но что там показывает билирубин имениннику сегодня было до лампочки. Потому что когда Борис Дмитриевич выпивал, его тянуло предаться воспоминаниям по временам своей молодости, когда и трава зеленее была, и небо голубее. Вот и сейчас Боря с головой воспоминаниям отдался, прокашлялся в кулак, грузно поднялся со своего места, во весь рост. Здоровый мужик такой, грубый, неотесанный — владелец заводов-пароходов, а тут стесняется, как целка в первую ночь. И голос куда то сразу пропал... Аркаша, конечно, молодец, отрыл реликвию. И помнит же, чем Боря по молодости увлекался.
— Ну что гости дорогие, прочитать стихи? — спросил Сивый севшим от волнения голосом и потряс стареньким сборником поэзии. — Я ж того рот, не Пушкин ни разу. Не Евгения Онегина писал.
Ответили аплодисментами — мол, Боря ты говори, а стихи прочитать будь добр.
Людей на юбилей съехалось немало, хотя приглашал именинник только самых близких корешков, с кем по жизни бок о бок двигался. Сивый всегда имел репутацию ровного и правильного дельца-молодца, у которого по жизни все чик-чирик. Вырос в небольшом городке, работал с 14 лет в колхозе, возглавлял комсомольскую газетенку и метил в коммунисты. Когда Союз распался хапнул горя — пришлось посидеть срок на Бутырке, о чем Боря предпочитал не вспоминать. Ну а откинувшись, встал на правильный путь что ли. Жизнь у бизнесмена как-то сразу наладилась с приходом нового президента, горизонты какие никакие открылись. Были стройки-бизнесы, которые и сделали Борю тем человеком, каким он подошёл к своим пятидесяти годам. Совершенно никакого криминала разумеется. Просто рисковать Борис Дмитриевич любил.
Однако кое что Сивого гложило, кое где бизнесмен не сумел себя толком проявить, в чем честно самому себе признавался каждый раз, когда о неудаче вспоминал. А вспоминал часто.
Вот и теперь вспомнил, посмотрев на сборник поэзии.
Этим «кое чем» стала литература, «писульки», как говорили пацаны. Тут Борис Дмитриевич остался на глубоких задворках, а если говорить прямо — то оказался в заднице, но так говорить Сивому «вера» не позволяла. И ведь пытался Боря в любимое книжное дело погрузиться с головой, да не заладилось сразу — все равно всплывал жопой кверху, как поплавок. И погубил молодого спекулянта как раз вот этот прекрасный томик, коей он теперь спустя 30 с гаком лет снова держал в руках. Сел Борис Дмитриевич после того, как этим томиком в 91 году зашиб, будто мухобойкой, одного дюже умного критика. На смерть зашиб падлу.
Убить конечно плотно свёрнутым сборником на тридцать страниц, не убьешь, критик тот все же не мухой был. Но у литератора сразу после случился обширный инфаркт и по пути в больничку это мурло коней двинуло. Разбираться не стали и поехал Боря по 102 УК РСФСР на 10 лет по шконкам чалиться. Впаяли молодому поэту «умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах лица в связи с выполнением им своего служебного или общественного долга... с целью воспрепятствовать законной деятельности указанного должностного лица».
Статейку по которой в Бутырке пребывал, Сивый помнил наизусть. А литературу искренне любил, пусть она и не ответила ему взаимностью. Любовь провернулась ко мне задом, как однажды Ляпис Трубецкой спел. Всю тюремную библиотеку Боря перечитал от корки до корки — Хемингуэй, Золя. Но в части бизнеса как отвернуло. Да и в нулевых, когда Сивый откинулся, рынок книгоиздания преодолел свой пик, а «золотые годы» прошли мимо. И времена, когда книги разбирали будто горячие пирожки на Киевском вокзале, тоже остались в прошлом. Вот и очутился Борис Дмитриевич за бортом, не успев реализовать планы, хотя и подумывал прикупить удовлетворения амбиций ради типографию и печатать стихи молодых поэтов. Талантам хотел от души помочь, раз у самого не сложилось.
Покрутив мысли в голове, Боря открыл книжечку, расправил плечи и зачитал уважаемым гостям стихи собственного сочинения.
— Сивая черёмуха,
Во дворе моем.
Греют лучи света,
Солнечным теплом...
Читая, Сивый думал — интересно, если повернуть время вспять, сумел бы он достичь тех задач, которые перед собой ставил? Обычно именинник не размышлял метриками «если бы, да кабы», потому что знал пословицу целиком — если бы, да кабы, да во рту росли грибы, тогда бы был не рот, а целый огород. Но для давней мечты делал исключения каждый раз. Может потому и делал, что книгоиздание осталось единственным делом, которое Боря по настоящему любил, а все остальное — так, бизнес-шмизнес. А ещё никто из присутствующих не знал, что дома в сейфе у Сивого лежит 96-листовая тетрадь со стихами, написанными мелким почерком за последние тридцать лет.
— На зелёных листьях
Робко невзначай
Божие коровки
Солнышко встречают!
Закончил Боря свой стих. Гости вновь ответили аплодисментами, а Сивый вдруг почувствовал себя так, словно вернулся в студенческие годы, время светлого будущего.
«Вот бы вернуться в те времена и начать все заново. Я бы отдал за это все, что у меня есть!», — думал Сивый.
А тут ещё для полноты ощущений один из гостей сказал точь в точь, как критик в 1991 году:
— Ты как Есенин, брат. Похоже!
— Я? Тебе показалось, — отмахнулся Борис, чувствуя как грудь наполняется неприятными ощущениями.
