— Благодаря старшего брата помощи, — кивнул Зелимхан.
— Сказал Магомед Абубакарович, что если какие проблемы у моего дяди здесь будут, то можно к тебе обращаться, это так? — уточнил Сивый. — Что Зелим Борец такие вопросы может по своему решать.
— Где твой дядя сейчас?
— В Москву уехал, как раз к Магомеду Абубакаровичу на встречу. Меня за старшего оставил.
Видно, что Зелим задумался. А ещё Борис Дмитриевич сразу понял, что по факту не изменилось ничего — как решал интересные вопросы Зелим в начале 2000-х, так и в начале 90-х решает.
— Ему сегодня бандитам велено звонить, а Магомед Абубакарович сказал не торопиться, мол Зелим Борец разберётся кому и что делать.
— Номер кому звонить есть? Кто такие будут?
— Чкаловские... — Сивый сунул руку в карман и достал клочок бумаги на котором был записан короткий номер стационарного телефона. — Проблему можно решить, Зелимхан?
— Пойдём, брат.
И Зелим завернул к телефонной будке. Закинул монетку, недолго думая набрал телефон. Ну и закрылся в телефонной будке, перед этим спросив, где расположена точка дяди Бориса Дмитриевича. Судя по всему пошли гудки. Громкой связи не было, поэтому Борис Дмитриевич не слышал содержания разговора. Зато слышал как орал Зелим, а наиболее частыми в его разговоре были слова «шайтан» «когда и куда». А потом Зелимхан вышел.
— Ну что?
— Сказали, что вопросов больше нет. Если вдруг чего — обращайся.
Зелим похлопал Сивого по плечу и пошёл прочь. Борис Дмитриевич проводил его взглядом.
«Дай бог, чтобы так...», — думал Сивый. — «Но что-то мне подсказывает — так просто все не закончится».
Эпилог
Сивый любил гулять по вечерам в одиночестве — размышляй куда ведёт его жизнь и следует ли курс подкорректировать. В своём новом теле он решил своим привычкам не изменять и гулял по улицам ночного города, дыша прохладным вечерним воздухом.
Дела начали крутиться.
Сегодня было куплено несколько сот книг, а значит уже на неделе можно смело ставить первые розничные точки по городу. Дальше больше — можно спокойно принимать заказы, и не какие-то сто штук, а полноценную партию, которая пойдёт на типографию.
Вопрос с Чкаловскими удалось подвесить, насколько реально помог звонок Зелима, это только предстояло понять. Однако Сивый по прежнему считал, что «перемирие» продлится недолго. Одно дело оставить в покое точку на проходной, где денег совсем не густо. Другое, когда такие точки начнут распространятся по городу и увеличат количество предзаказов в прогрессии благодаря включению в цепочку типографии с ее мощностями.
Радовался Борис Дмитриевич тому, что начал наводить порядок дома и помогать бабуле Тамаре Семёновне.
А ещё Сивый получил одно любопытное письмо из Москвы... с приглашением посетить продюсерский центр и выступить со своими стихами. Звал лично продюсер, который выражал интерес к творчеству юного поэта и выражал сожаление, что Шулько отказывается сотрудничать.
«Обещаю, что вы измените своё мнение о нас».
В конверте вместе с письмом лежали двести рублей — на проезд и на проживание...
— Разберёмся, — прошептали Борис Дмитриевич.
Прямо сейчас он смотрел на старенькую пятиэтажку. Если справочник не врал, в этом доме жила Голошапова — Наташка, первая и единственная первая жена. Смотрел и не верил своим глазам. Наташка шла под руку с молодым человеком, они смеялись, останавливались для того чтобы поцеловаться и обнять друг друга...
Потом, когда парочка подошла ближе он вздрогнул — узнал кавалера. По спине холодок пробежал. Рука непроизвольно стиснула письмо, которое он хотел передать Наташке — то самое четверостишие, которое некогда позволили Сивому ее завоевать.
