Прекрасное далёко - Юрий Ра

Хорошо быть моряком дальнего плавания, или как их там зовут, моряков советского торгового флота. Это ж такой цвет - ходить по полгода в загранку, сходить на берег в разных иностранных портах, закупаться шикарным импортным шмотом. А потом приезжать домой, аи уж тут все девки твои! Ты такой весь в фирме, причем ударение на самом-самом последнем слоге, на руках бабки просто бешеные, денег столько, сколько простому человеку не увидеть ни за что. И ходишь вразвалочку такой по родному городу, травишь байки про чужие страны, про тамошних баб, которых у тебя было штук сто! Ну вы понимаете, в каком плане… Наверное, здорово, но было подозрение у Николая, что подводные камни попадаются не только в плавании по неизвестным морям. Наверняка, служба матросом накладывает на человека какие-то неудобства. Ну там работать надо как проклятому даже в шторм, или кубрик может оказаться таким маленьким, что в багажнике «Жигулей» и то просторнее. И сосед по кубрику может оказаться тем ещё занудой или оторвой. А то еще окажется, что на берег пускают не всех и не всегда, потому что боцман собака злая. Или не боцман, а кто-то другой на месте боцмана, кто на торговом судне матроснёй рулит. Герасимов прикинул, что лично он бы кого-попало на берег не отпускал, а только за толику малую от притаскиваемого импорта, бухла, курева и прочей контрабанды. Раз уж он, не самый умный по этой части, догадался, значит и другие дошли до этой идеи.

Наш герой вполне допускал, что ходить в загранку – это как в шахте уголёк рубать. В свой выходной или в отпуске шахтёр кум королю и сват министру со своей зарплатой в шестьсот рублей. А все остальные дни он стоит на коленях с отбойным молотком и проходит вручную пласт толщиной семьдесят сантиметров на глубине семьсот метров. Ну, к примеру. А все эти сказки для наивных идиотов про угольные комбайны, которые за тебя сами всё делают… Сами только кошки родятся. Быстро и без твоего участия. Хорошо быть капитаном или старпомом, главным инженером на шахте, еще кем-то «большим». Но для этого нужно для начала соответствующее образование получить, а потом расти годы и годы, да с поддержкой родаков. Николай всё это прекрасно понимал в свои двадцать семь и если о тяготах труда моряцкого он мог только предполагать, то шахтёрский хлеб он видел. Пусть сбоку, зато очень рядом, практически нос успел испачкать. Потому как его отец как раз рубает уголёк, добивает последний год льготного шахтёрского стажа под Донецком. Причем под Донецком – это значит, не в Донецкой области, а буквально под самим городом.

Рассудительному и продуманному герою нашего повествования тоже маячила славная судьба шахтёра, но буквально однократное посещение батиного рабочего места в школьном возрасте, долгий спуск в шахту, ощущение несерьёзности своей жизни в темноте под этой толщей земли… всё это сделало Колю чуть не лучшим учеником в классе, мечтающим об одном – поступить в любой ВУЗ на любой факультет, ну кроме горного. Насчет лучшего ученика – это перебор, но на твердые четверки он учиться начал, добившись этим родительского одобрения с лёгкой ноткой недоумения от отца. «Его сын хорошо учится? Может, он еще и в инженера пойдет? Совсем больной что ли?» - вслух после законных ста грамм порой выдавал батя. Отец Николая вообще был человеком широкой натуры, не только шахтёр, но и самодеятельный философ. Однажды, когда сын с умным видом изрек подсмотренную в школьной библиотеке фразу: «Всем хорошим во мне я обязан книгам», отец моментально срезал последователя Максима Горького ответом: «Всем хорошим в тебе ты обязан делиться с родными. А жизнь, она такая штука, что по книгам её вкус не ощутишь. Это дерьмо надо полной ложкой хлебать. Вернее, придётся».

А прознав про желание отпрыска идти в институт, батя довольно долго искренне недоумевал, зачем сильному и рассудительному парню, такому как его сын, терять на ерунду пять лет, а потом прийти на зарплату, в разы меньшую, нежели у проходчика. Коля всей своей сущностью осознавал, что говорить родителям правду о его отношении к ударному труду под землёй не надо. Мама поймёт, но расскажет супругу, а отец такое отношение к шахтёрской лямке не оценит. Молодой и гибкий ум сформировал версию о безумном увлечении автомобилями, более-менее устроившую батю. Машины – это не баловство, машины нужны. В результате по окончанию школы Колю Герасимова с неизбежностью рока ожидал автомобильный факультет Донецкого политехнического института.

Результатом его выбора стал синий диплом и распределение под Магнитогорск, в данном случае не под город, а в Магнитогорскую область. Тьфу ты, в Челябинскую! Небольшое автотранспортное предприятие, сформированное буквально за пару лет до прибытия туда Николая, радовало условно молодым коллективом, комсоргом, напоминающим теплое полусладкое шампанское, и обширным фронтом работ. Довольно быстро начальство оценило, что котелок у мастера варит, и приподняло его до заместителя директора автоколонны по ремонту и содержанию транспорта. А что, нормальная карьера. Отец смеялся, когда узнал, что его сын через пять лет учёбы и после трёх лет ударного труда в заднице мира стал заместителем директора и получает аж две с половиной сотни рублей. Минус налог, минус налог на яйца, в смысле налог за бездетность. В лицо смеялся, поскольку Николай приехал в гости, будучи в отпуске.

- Отец, нормальные же деньги! И почему в жопе мира?

- Деньги? Скажи уж, денежки. Я когда аванс получаю, и то больше домой приношу. Твои ровесники уже почти по пять сотен заколачивают.

- Коля, не слушай его, - вступалась мать – погляди на себя, вон еще пятидесяти нет, а уже как сухарь сушёный! Ты этой судьбы сыну хочешь? Коля молодец, сбежал от дыры этой черной беспросветной.

- Из дыры сбежал? И куда? У них же солнце светит как у нас в шахте, а то и реже! Там зима семь месяцев, и не растёт ничего! Мне рассказывали люди бывалые, на этом твоём Урале одни каторжники сплошь.

- Не сгущай отец, такие же люди, как у нас. Советские. И не такие там морозы страшные. Ну да, зимой минус тридцать, но редко. А лето там жаркое, хоть и не такое длинное, как у нас.

- И не растёт нифига, да