Совок - 11 - Вадим Агарев

В своё логово я вернулся более невозмутимым, чем вышел из него два часа назад. Что было на душе у генерала, когда он, не позволив притронуться к чаю, выгнал меня из кабинета, я мог только догадываться. Пересекая приёмную в сторону выхода, я поймал на себе задумчивый взгляд порученца. Этот непростой изучающий взгляд майора и вернул меня в суровую прозу жизни. Только поэтому я вышел в коридор, на последних шагах вежливо попрощавшись с секретаршей и адьютантом. Тем самым, сохранив в УВД области свою репутацию приличного и вежливого офицера.

Наверное, Лидия Андреевна услышала, как упоминая какого-то бога мать, я открывал дверь своего кабинета. Не прошло и минуты после того, как я расположился за своим столом, а она уже посетила меня с дружественным рабочим визитом. И с оставшейся половинкой курника на тарелке.

- Ну, что? Был у генерала? – поставив передо мной на стол угощение, она по инерции продолжала нетерпеливо пританцовывать. От предложенного мной стула она отказалась. – Как он отнёсся к твоему переводу в город?

- Чайник включи! – настоятельно попросил я начальницу и благодарно начал всухомятку изничтожать её гастрономическое произведение, – Данков, гад, зажлобился и чаю не дал! Хорошо, хоть ты ко мне толерантна, душа моя!

Генерал, действительно, поступил со мной, как самый последний жмот. Халдейский майор, на чью должность меня фаловал экселенц, как и положено, доставил поднос с двумя стаканами, и с провиантом из расчета на двоих. Однако, жлоб в лампасах проявил полнейшее паскудство и выставил меня из кабинета не солоно хлебавшим. Так-то всё оно, вроде бы не из ряда вон и в соответствии с табелью о рангах. Поскольку не в тех я еще летах и чинах, чтобы запросто чаёвничать с генералами. Но, видимо, привык я уже, что и Дергачев, и сам начальник облУВД, в последнее время воспринимают меня чуток повыше, чем должно. Вот я и расслабился, возомнив о себе лишнего. И потому после генеральского кидняка на чай и печенюшки, мне по-лейтенантски стало обидно. Что ж, по всему выходит, что да, гордыня имеет место быть в моей израненной душе. А это, безусловно, грех по законам советского православия…

- Не поняла! Чего я к тебе? – на всякий случай обиделась Лида на отпущенное мной незнакомое ей слово из моего дремучего прошлого-будущего, – Какой же неблагодарный всё-таки ты, Сергей! Я о тебе забочусь, переживаю, а в ответ только насмешки и оскорбления от тебя слышу! – глаза начальницы начали увлажняться, а тонкие её ноздри затрепетали от возмущения. Лидия Андреевна приготавливалась, чтобы всплакнуть.

А мне, чтобы тоже успеть оправдаться, пока она на рысях не выскочила в коридор, пришлось, не до конца прожевав, проглотить только что откушенное.

- Как всё же плохо, душа моя, что ты училась в отдалённой сельской школе! – схватив за руку Зуеву, начал я ей истово и по-товарищески сочувствовать, – Беда с тобой, любимая, ты ведь, оказывается, и половины пристойных слов не знаешь!

- Да пошел ты! – незамедлительно и с лихвой подтвердила Лида все мои переживания относительно её лингвистических запасов, – Сам ты в деревне учился! А я в этом городе родилась и росла я тоже здесь! И школу, между прочим, я сорок седьмую окончила! С серебряной медалью! А сорок седьмая, чтоб ты знал, она в городе самая лучшая! – не на шутку разошлась капитанша, доказывая свою незаурядную образованность. Плакать она передумала.

- Тогда ладно! – милостиво смирился я, всё еще не отпуская начальственной длани, – Тогда, Лидия, ты меня вполне достойна! – я встал и притиснул к себе заботливую, но порой такую обидчивую мать-командиршу.

После этих, по сути своей, безобидных слов Зуева осерчала всерьёз. И стала биться в моих руках, как курица, застрявшая в заборе.

- Толерантно, это значит, очень хорошо и добросердечно, Лида! – слегка покривил я душой против истинного значения этого слова, – Или я ошибся в тебе, и ты ко мне уже переменилась?

Зуева обмякла и перестала дёргаться. Но милицейской подозрительности по отношению ко мне она, тем не менее, не утратила.

- Зачем тебя генерал вызывал? – насупившись, продолжила она удовлетворять своё бабье любопытство.

- Про тебя спрашивал, – с равнодушной серьёзностью ответил я, отпуская её, чтобы налить кипятка из громко забулькавшего на тумбочке чайника.

- Чего?!! – купилась наивная Лида, вылупив на меня свои и без того выразительные глаза, – Про меня? С какой это стати? Корнеев, ты, что, опять врёшь?

- Они там, в УВД никак решить не могут, кого со мной на курорт отправить, – неопределённо пожал я плечами, так как руки были заняты приготовлением «купца», – Данков утверждает, что там сейчас сезон бархатный наступил. И потому на черноморском побережье в данный момент сложился переизбыток бесхозных девок. Ты представляешь, Лида, боятся они меня одного туда посылать! Понимаешь теперь, как мне обидно от такого недоверия к себе со стороны старших товарищей?! Из-за каких-то там девок! – я осторожно отхлебнул крепко заваренного чая.

Услышав про посторонних курортных девок, к которым меня посылает руководство, Зуева ожидаемо утратила способность адекватно мыслить. А заодно и воспринимать любую информацию, поступающую извне в её красивую голову.

- Правильно они делают, что тебе не доверяют! – горячо одобрила она мнимые сомнения областного руководства. – Только я не понимаю, с какого это перепугу генерал тебя на Черное море послать решил? У тебя же по графику отпуск в ноябре! Я сама график составляла, точно, в ноябре! – всё еще не верила мне капитан Зуева.

- Это по вашему с Данилиным субъективному мнению, мой отпуск в ноябре, Лидия Андреевна. А у товарища генерала на этот счет своё представление сформировалось! Вы, душа моя, вместе с Алексеем Константиновичем намерены с генерал-майором поспорить? – с достоинством ответил я и опять куснул от принесённого ею пирога. – Впрочем, дело ваше! Но беда в другом, Лида! – посетовал я, примериваясь к остаткам курника, – Плавки у меня поизносились. А новых, да еще таких, чтобы были приличные, в магазинах нет! Не поспевает лёгкая промышленность за нуждами советской милиции!

Капитан Зуева, неодобрительно глядя на меня, тоже не поспевала за озвученными мной крамольными мыслями и пребывала в состоянии лёгкой прострации.

- А про меня