Попаданец на максималках (0). Предыстория - Тампио

Я умер. Впрочем, я всегда ожидал свою смерть, поскольку на сто три процента был уверен, что попаду в тело мальчика, сына какого-нибудь короля. Почти так оно и случилось, только вместо короля был царь, вернее, императрица российская Елена Седьмая. Как я это узнал? Очень просто, я лежал под портретом тридцатилетней женщины, изображённой во весь рост с пятью орденскими лентами через плечи, а над головой, вернее, на короне виднелась хорошо читаемая надпись: «Собственность Ея Императорскаго Величия Елены Седьмой».

На каждом углу постельного белья, коим была заправлена моя постель, красовалась такая же корона. Понятно, что я сын императрицы. Да иначе и быть не может. Уже как двадцать лет я стараюсь читать лишь книги про попаданцев, платно и бесплатно выкладываемые на различных сайтах. Так что сложить два и три я могу без проблем. Осталось только выяснить какой нонче год на дворе. Если дата начинается с шестёрки или семёрки, то Петр Первый в российской истории так и не появился. Если же дата начинается с латинской буквы i, то Петруша уже поотрубал всем бороды и распобедил всевозможных шведов и половцев, как утверждал один математик.

Пока же я лежал в своей кровати размером три метра на три и физически восстанавливался после перехода, спешно вспоминая статьи из Педии, зазубривемые наизусть последние лет десять.

Самое главное, — помню ли я рецепт чёрного пороха? Нет, не забыл. Ура, помню как «Отче наш»! Хмм... я упустил, что половина попаданцев являются ярыми противниками православия. Интересно, из какой половины я? Из левой или правой? Ладно, потом выясню. Главное, чтобы не из шоколадного глаза.

Надеюсь, я многого не позабыл, пока в предсмертных судорогах девяностолетнего пенсионера, чемпиона города по кунг-фу, тяжёлой атлетики, и семиборью, бывшего десантника-водолаза корчился на больничной койке. Врачи не знали, что я не умираю, а просто перехожу из одного состояния в другое, примерно как вода в пар. Да, моя душа стала пáром, а потом, после перелёта по тёмному туннелю (тьфу, опять о глазе вспомнил), ментально конденсировалась в ближайшее обнаруженное тело. (Кстати, а как тут обстоят дела с туалетной бумагой?) И не важно как именно получилось подменить сознание умирающего от оспы цесаревича. Главное, что он... нет, я... жив!

Я жив, юн, тело моё, — точнее не моё, а того тринадцатилетнего принца, — довольно худое. Ничего! Комплекс из пятидесяти отжиманий три раза в день после еды поднимет мой тонус до недосягаемых высот. Кстати, насчёт тонуса... Хмм... Аппарат мне достался ого какой! Вот спасибо тебе, умерший принц! Хотя почему благодарю его? Он же не сам его таким отрастил. Спасибо, мамаше-царице! Или заезжему молодцу? Надо будет потом разузнать.

Так... на чём я остановил свои мысли-скакуны? Точно! Надо вспомнить все восемьдесят химических рецептов и сто тридцать четыре чертежа военной техники, которые должен иметь под рукой любой уважающий себя попаданец. Один рецепт уже вспомнил. А что ещё? Помню чертёж гитары. Вот только не помню, шестиструнной или семиструнной. Да ладно, не важно это. Я одинаково хорошо играю и на той, и на этой, а ещё и на двенадцатиструнной. Зачем? Глупый вопрос. С моим идеальным слухом я смогу сыграть все шлягеры как двадцатого века, так и девятнадцатого. Зря что-ли подростком в консерваторию ходил в течение пяти лет? Перепишу тексты песен, нарисую ноты, сборники отдам напечатать многотысячными тиражами... и вот, я и без королевской казны смогу стать богатым!

Но нет, отказываться от трона я не буду. Мои будущие подданные обязательно полюбят меня, когда узнают о пенициллине и, что это я спонсировал его производство. Делов-то, надо просто взять кусочек хлеба, и дождаться когда на нём плесень появится. Ясно дело, что это пенициллин и будет. Больных сразу станет на порядок, нет на три порядка меньше, и моё государство окажется самым сильным в мире. Ладно, пока об этом рано думать, надо до горшка дойти. Что-то живот пучит.

Ни золотой, ни серебряной ночной вазы я под кроватью не нашёл. Придётся в колокольчик звонить и слугу звать. Позвонил. Никто не пришёл. Позвонил ещё раз. Тишина. На третий раз, как золотая рыбка перед тем стариком, образовалась девушка лет восемнадцати или девятнадцати. Стоит и молчит. Не видит, что ли, чего мне угодно?

Э-э-э! Зачем платье скидываешь? Мне совсем другое приспичило. Поняла. Подошла к стене и дверцу приоткрыла. Ба! Да это тёплый туалет! Со спущенными штанами неловко забегаю в помещеньице и... там дыра в полу. Мне что, ещё и унитаз им придумывать? Ладно, все делишки кое-как сделал. Какая здесь бумага грубая... порезался. Теперь кровищей весь пол залью. Придётся обсасывать. Хмм...

— Эй, красавица, подь суды! На, лижи... Дура, палец облизывай! Видишь, он весь в крови.

Если мои будущие подданные все такие, как эта дура, то тяжко мне придётся. Нескоро я государство подниму до уровня двадцатого века. Года за три никак не успею. Может, за четыре получится?

А ничего так язычок у девки-то, мягкий. И минута не прошла, а она им мой палец аж до второй фаланги слизала, будто и не было ногтя никогда. Больно же! Ладно, отрастёт, никуда не денется. Зато и кровь больше не хлещет.

— Может что ещё Вашему Имперскому Высочию отлизать? — спрашивает девица, и бровь подняла.

Знает, чертовка, что поднятие брови — это канон в любой книге про попаданца. Правда, кто-то её ещё и изгибает, но это уже плюрализм. Демократия, тьфу. Интересно, а нужна ли будет демократия в моей империи?

— Нет, больше ничего мне сегодня отлизывать не надо, вдруг, не отрастёт?

И ладошкой самое сокровенное прикрываю. Девица разобиделась и собралась уходить. Останавливаю:

— Ты лучше скажи, какой год на дворе? Я, когда ночью с кровати звезданулся, головой стукнулся и теперь ничего не помню. Вот тут помню, а тут — нет.

— «Звезданулся»? Какое интересное слово, надо будет его в мой альбом записать. Ой, чую я, барин... тьфу... Ваше Имперское Высочие, что ты мудростью, что тот прохвессор академский наполнен, хотя телом и юн вельми.

Хорошо говорит. Канонично. Вот только на вопрос не ответила.

— А год нонче урожайный, — продолжила девица. — Солнце каждый день всходило на западе и падало на востоке, и все цвяточки согревало и теплом опаивало.

— Дура! — кричу я, не