Господин следователь. Книга 2
Пролог
— Интересно, когда вы успели обручиться? — донесся до меня насмешливый женский голос. Совсем юный. — Лена, ты батюшке с матушкой написала, что стала невестой? И о том, что разрешила жениху называть себя по имени, да еще и Ленкой?
Елки-палки, это же голос Татьяны Виноградовой. И не только голос, но и сама, в моей комнате в наличии. Стоит, Тишку на руках держит и наглаживает. И передо мной сидит не моя Ленка, с которой мы не успели расписаться, а здешняя, Елена Георгиевна и мы очень нравимся друг другу (я же вижу!), но до сих пор даже за руку не подержались.
— Таня, не обращай внимания, — слегка поморщилась кареглазая гимназистка, хотя мне показалось, что недовольство было напускным. — Не видишь разве, что Иван Александрович болен и бредит?
— Точно? — с недоверием переспросила Татьяна, с подозрением поглядывая на подругу.
— Если бы мне сделали предложение, я бы тебе первой сказала, — улыбнулась Елена.
Я внимательно рассматривал девушку, пытаясь понять — насколько она соответствует облику моей жены, оставшейся в том времени. Глаза у обоих карие, но у этой они темно-шоколадного цвета, а у той — ближе к янтарному. Коса, вместо короткой стрижки, но здесь все понятно. И эта совсем еще молодая, юная, хотя и моей-то было двадцать пять лет. Впрочем, почему было?
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, сказал:
— Девчонки, мне сон странный приснился, — сообщил я, а по удивленным взглядам гимназисток осознал, что опять ляпнул что-то не то. Ну да, они сами могут говорить о подругах — девочки, но мне следует обращаться либо девушки, либо барышни. Но слово не воробей. — Привиделось, что мы с Еленой Георгиевной попали в далекое будущее, где стали женихом и невестой, но она не желает свадьбы.
— А почему Лена не желает свадьбы? — заинтересовалась Татьяна, а Елена спросила: — Иван Александрович, а что интересного в этом будущем?
Я собрался рассказать барышням о домах из стекла и бетона, о стремительных автомобилях, еще о чем-нибудь, но Татьяна, позабыв о своем вопросе, пересадила котенка ко мне на кровать и потянула подругу к выходу:
— Лена, мы на минуточку у Натальи Никифоровны просились зайти, а сидим дольше. И урок начинается через десять минут, придется бежать. Иван Александрович, выздоравливайте.
— Да-да, господин Чернавский, выздоравливайте. А еще вам обязательно нужно кушать, ваша хозяйка жаловалась, что не желаете есть, — присоединились Елена, положив что-то на край письменного стола. — Хотя бы конфетку съешьте.
Гимназистки упорхнули, я остался в постели. Все-таки, если больной, то лежать положено.
Значит, никуда я из девятнадцатого столетия не делся? Обидно.
Кстати, как соотносится с правилами приличий, если две девушки на выданье навещают мужчину? Или больных навещать разрешено?
Наталья Никифоровна хороша. Впустила девчонок, когда постоялец пребывал не в лучшей своей форме, да еще и наябедничала. А если гимназистки от меня вирус поймают?
Глава первая
Умирающий лебедь
— Ванюша, ты кушать будешь? — жалостливо спросила хозяйка, подхватывая с одеяла задремавшего Тишку. С гордостью сообщила: — Сегодня едва мышь не поймал — с себя ростом. Из-под веника выскочила, меня напугала, а он, хоть и маленький, но храбрый. Сразу налетел, лапкой прижал, но силенок еще маловато, вырвалась мерзавка и убежала. Мышелов вырастет! — Поставив рыжего на пол, напутствовала: — Ступай, маленький, побегай. Авось, словишь ее.
Я искоса глянул на Наталью Никифоровну. Зол на нее. Мало того, что запустила девчонок в комнату, так еще и Ванюшей называет. Нарушила договоренность. Ладно, ответка быстренько прилетит.
— Наташка, ты какого… лешего, девок впускаешь?
— Каких девок? — недоуменно переспросила хозяйка. — Девок никаких не было. Лена и Таня — девушки приличные, образованные.
Тьфу ты, опять забыл, что некоторые слова несут социальную окраску. Девками можно называть лишь незамужних крестьянок, даже мещанки — это уже девицы.
— Проехали, — вздохнул я, уставившись в потолок. Голосом умирающего лебедя сформулировал вопрос более правильно: — На фига гимназисток ко мне запустила? Лежу тут, как не знаю кто. Девушки молодые, красивые, неудобно.
— Неудобно с колокольни по-маленькому ходить, — ответствовала Наталья Никитична, усаживаясь на стул, где недавно сидела кареглазка. — Девушки еще вчера вечером прибегали, узнать хотели — как ваше здоровье? Я их не впустила — мол, плохо Ивану Александровичу. Леночка банку смородинового варенья принесла — мол, тетя сказала, лучшее средство от простуды. Мы с ней даже поспорили слегка. Я сама больше малину уважаю — с нее сильнее потеют. Сегодня опять прибежали, перед уроками. Так что, не ворчал бы, радовался.
— Так радуюсь, как не в себя, — уныло сказал я. — Лежу тут, понимаете ли, весь сопливый.
— Ой, не наговаривай, — усмехнулась хозяйка.— Девушки постучали, запросились на тебя посмотреть, я заглянула — ты спишь, красивый, загадочный и больной. Если будущая невеста на жениха посмотрит, пока он больной лежит — хуже не будет. Леночку впустила на минутку, Таня вместе с ней, не прогонять же? Посидела девушка, вроде как поухаживала. Зачем тебе было просыпаться?
— Ох, Наташка, романтик ты, — усмехнулся я. — Начиталась, небось, рыцарских романов. Прекрасная дева ухаживает за раненым воином и влюбляется в него.
Наталья Никифоровна подняла глаза вверх, задумчиво улыбнулась. Ага, читала. Сам нечто-то подобное читал в подростковом возрасте, но тогда не задумывался, что раненые рыцари делали под себя, а прекрасным девам приходилось менять постель.
А хозяйка вдруг, без предупреждения, ухватила меня за ухо и довольно чувствительно дернула.
— Иван Александрович, мы с тобой, о чем с тобой договаривались? Почему это Наташка? Наталья Никифоровна, не иначе.
— Садистка ты малолетняя, а не Наталья Никифоровна, — огрызнулся я, потирая ухо.— Щиплешься, словно индюк взбесившийся.
Квартирная хозяйка засмеялась:
— Ух, так бы тебе в лоб и дала! — подняла женщина кулачок. Но вместо удара поцеловала прямо в губы. — Смешной ты… Ишь, малолетняя. Знаю, что врешь, но все равно приятно. А щиплются не индюки, а гуси. Иван Александрович, мне тебя за глаза называть Ваней, а то и Ванюшей дозволительно, можно и в глаза, если болеешь. Все-таки, ты меня изрядно младше.
Наталья Никифоровна опять поцеловала больного.
— Заразишься, глупая, — пробормотал я.
Показалось, что от нее слегка пахнет чесноком, хотя Наталья Никифоровна, в отличие от меня, ни лук, ни чеснок не жаловала, из-за чего и мне пришлось себя ограничивать.
Квартирная хозяйка лишь отмахнулась:
— Если заразиться, так уже заразилась. Но не должна. Чеснока поела, как маменька в детстве учила. Мол — если у кого-то простуда, всем чеснок есть. А нас четыре сестры, маленькими были, постоянно кто-то болел. С тех пор чеснок не люблю, но иногда ем. А тебе куриный бульон сварила, сейчас принесу. Не вздумай отказываться!
Значит, не померещился запах. Матушка у хозяйки умная, разбирается в профилактике простудных заболеваний. И организм подсказывает, что от еды отказываться не следует.
Наталья Никифоровна принесла бульон в специальной чашке. Пил, почти не чувствовал ни вкуса, ни запаха, а хозяйка рассказывала:
— Нас четверо у батюшки с матушкой. Четырех дочек вырастить потруднее, чем сыновей. Одежды больше уходит, и обуви.
— Зато девчонки драться не станут.
— Девчонки не станут? Да мы с Людмилой — она меня на год старше, все время дрались.
— Дрались⁈
А я-то думал, что дворянские дочки росли чинными и благородными, словно цветы в оранжерее.
— Еще как! — засмеялась хозяйка. — Заспорим о какой-нибудь ерунде, никто уступать не хочет. Чуть что — сразу в драку. За косички друг друга таскали, царапались. Я как-то Люду за нос укусила, она меня за ухо. Долго ревели, но мириться не пожелали. И до тех пор дрались, пока батюшка нам по мухобойке не сделал. Сказал — девочки, если не можете жить мирно — бейте мух. Кто больше набьет, тот победил. Ух, как мы их били, да в кучки складывали, потом считали. А я у Люды мух воровала, в свою кучку утаскивала.
