Даже если предположить, что произошедшее сейчас не было заранее спланированным действом, а лишь инцидентом, из-за вышедшего из-под контроля Александра, пережившего сегодня несколько довольно неприятных минут и по этому поводу набравшегося алкоголем и «дурью» под самую «крышечку»…
Однако же, тетка моя, судя по устроенным для меня косметологическим процедуркам, явно предполагала и, похоже, даже надеялась на то, что «кое-что» сегодняшним вечером между нами все-таки случится.
Тетка… Мне вдруг вспомнилась сцена из книги «Крестный отец». Та, в которой кинопродюссер Джек Вольц во время полета в Лос-Анжелес «обрабатывал» «ангелочка-девочку лет двенадцати с немыслимо золотистыми волосами, глубокими и густо-синими, как море, громадными глазами, свежим, алым, как малина, ротиком», которую к нему привела ее «маменька-дракон»…
Тетка моя, равно как и все прочие дорогие родственнички еще гаже той мамашки, ибо в отличие от последней, жертвуют Кайю исключительно и только во имя собственных сверхдоходов и шкурных интересов…
Как там говорила любезная матушка? Мой статус изменился, и Блумфельтд не посмеет играть со мной в те игры, что ему столь по душе, да?!
Ненавижу вас всех, твари…
Кайа — назначенная жертва. Бастард. Всего лишь инструмент, условные «бусы», которыми (в том числе) Филатовы надеются расплатиться за некогда нанесенные Генриху Карловичу обиды.
Ну да, все верно, жертва будет принесена, а тема закрыта.
Кайа, хотя и часть Семьи, вероятно, вынуждено в нее принятая, но часть неполноценная, второсортная. Во-первых, не биологический ребенок своих приемных родителей. А во-вторых, Кайа — ребенок откровенного врага нынешнего Главы Семьи и его жены, хотя и удочеренная ими.
А все это вместе означает ровно одно…
Если ничего «этакого» не станет достоянием гласности, то чего бы там с Кайей не творили за закрытыми дверями этого Имения, включая банальное убийство, на все это Филатовы запросто закроют глаза, несмотря ни на какие свои дворянские «понятия», ибо Кайа — всего лишь инструмент…
И в тот самый миг, когда инструмент исполнит свое предназначение, о существовании Кайи забудут навсегда.
А ты этот очевидный момент не продумал. Не станет он никогда, видите ли, заниматься c этим типом «чем-то подобным»! И что в итоге получилось? А в итоге Блумфельтд твоим мнением не поинтересовался вовсе, а просто и без затей поставил на «четыре кости», и если бы не горничная Лары…
А чего я мог сделать? Как, вообще, возможно сопротивляться подобному? — шмыгнув носом, спросил себя я. — Мне что, по-твоему, следовало притащить в сумочке нож, пистолет или еще бог знает чего и…?
Нет! Однозначно, нет! Нам с тобой никак нельзя вредить Александру таким способом, который бы явно указал на Кайю. Никак нельзя, да, ибо кончится это для инструмента, то есть для нас, предсказуемо хреново.
Окей, ладно. И как, по-твоему, я должен был поступить, чтобы все не закончилось так…жалко? — я оглядел себя и обнаружил, что левый рукав платья весь в крови, а затем почувствовал, как саднит ухо, мочка которого оказалась частично порванной. Вероятно, крепление серьги повредило ее во время одного из моих падений.
Очень аккуратно, дабы не травмировать мочку еще сильнее, снял серьгу, положив ее на диван.
Запоминай, Кайа! Запоминай эти минуты своего страха и позора, и усваивай полученный урок, дабы не допустить подобного впредь! Запоминай, чтобы затем, в один прекрасный миг, когда подвернется удобный случай, раздать всем сестрам по серьгам!
А теперь вставай! Вставай и иди!
Нужно срочно уходить отсюда, пока Блумфельтду не до тебя. Размышлять и анализировать произошедшее будешь потом, в более подходящее время. Карта-ключ на бильярдном столе!
И я, опираясь на диван, встал. А встав, обнаружил, что потерял одну из туфель.
Где же вторая…?
Я огляделся по сторонам, и…
Мой взор зацепился за находящуюся на полу у дальней стены, рядом со здоровенной кроватью и с сейфом, и мерцающую работающим дисплеем ВЭМ. Вернее, не за саму ВЭМ, а за очень короткий коммуникационный шнур (стандартный, идущий в комплекте с ВЭМ, раза в три длиннее), подсоединенный одним своим концом к ВЭМ, однако не подключенный другим ни к какому устройству или к порту.
Странно…
Зачем Александру могло понадобиться подключаться к Сети или к другому устройству через провод, ведь это же явный анахронизм, вроде флоппи-дисководатам, еслиздесьвсе со всем соединяется в беспроводном режиме? А затем, например, что это очень специальная ВЭМ, «светить» которую в общем «эфире» Александр категорически не желает. Ну, или он не желает «светить» саму сеть, либо же некое сетевое устройство, вроде файлового сервера…
Тем временем, пока я увлеченно размышлял над подобной странностью, Александр Блумфельтд разглядывал меня и, проследив за направлением моего взора, встал из кресла. Не слишком уверенной походкой он подошел к ВЭМ и, подняв ее с пола, закрыл, а затем, отсоединив коммуникационный шнур, аккуратно положил устройство на кровать, после чего с силой отшвырнул шнур подальше.
Все страньше и страньше, как говаривала Алиса…
Для чего Александру разводить подобную конспирацию? В этом доме ничего такого, о чем бы не узнал его папаша он творить не может. И я уверен, Александр об этом прекрасно осведомлен. Какие-то рабочие секреты? Тоже вряд ли, ибо Александр просто богатый бездельник.
Остается лишь…
— Майа! — голос вновь усевшегося в свое кресло Блумфельтда, вернул меня в реальность.
— Кайа, Александр Генрихович, меня зовут Кайа… — негромким шепотом поправил его я.
— Это неважно. — ответил он. — Подойди ко мне! И прекрати называть меня по имени-отчеству, а то я начинаю ощущать себя глубоким старцем.
Свой шанс незаметно слинять я уже упустил. Удрать сейчас будет очевидно сложнее, однако теперь, когда у меня появилась догадка, относительно того,чтоАлександр может прятать здесь, в своем логове, уходить отсюда мне резко перехотелось…
Этому Блумфельтду явно не понравился самоуверенный вид Кайи, а значит…
Скинув с ноги последнюю туфлю и застенчиво глядя в пол, я неспешно направился к Александру.
— Подойди ближе! — велел мне он, когда я остановился недалеко от кресла.
И я сделал еще один шаг.
— Почему моя любовница не слушается меня?! — с надрывными нотками в голосе поинтересовался он, взмахнув рукой. — Я, помнится, велел тебе снять платье!
Нет, Кайа, любезная матушка неправа! Два человека из двух разных миров, Мазовецкий Дима и Филатова Кайа вовсе не тождественны друг другу, хотя очаровательная Кайа в некотором смысле является наследницей Дмитрия изтогомира. Наследницей его памяти, его опыта, его надежд и желаний. Но тот человек свою жизнь прожил до самого конца, и теперь, как и сказала матушка, прах его тела давно уже покоится в специальной урне.
Его жизнь завершилась, но как проживешь свою жизнь ты? Неужто желаешь, как и он, быть бессловесной фигуркой на чужой доске, участвуя в чужой игровой партии или же…?
Как бы там ни было, но ты, нравится тебе это или нет, человекужесовершенно безжалостный и этого никоим образомужене изменить. Те многочисленные люди, принесенные в жертву ради твоей жизни, не позволят тебе этого. А раз так, то не будет ли самым крайним неуважением к их великой жертве, если на пути к своей цели ты станешь испытывать неуместную жалость к самому себе и в итоге закончишь свою жизнь весьма жалким образом? Разве может позволить себе истинно безжалостный человек в решающий момент своей судьбы проявить жалость к самому себе?
Ты в очередной раз стоишь на распутье, Кайа, так что делай свой выбор! Или ты и дальше будешь хныкать здесь от жалости к самому себе или же…
— Прошу прощения… — ответил я, не поднимая взора. — Я просто стесняюсь.
— Это совершенно излишне… — заявил Блумфельтд, пришедший в благостное настроение, закинув ногу на ногу и неотрывно глядя на Кайю. — Тыужемоя собственность. Ты принадлежишь мне. Я желаю посмотреть…
