— А с чего это ты вдруг решил, будто бы все и у всех должно происходить ровно так же, как и у тебя. Думаешь, у Вселенной не бывает иных вариантов? — поинтересовалась она, услышав мои мысли.
— У нее…у тебя существует собственная петля, завязанная только и исключительно наэтоммире? — вслух размышлял я. — Но сама она не знает об этом, я прав?
— Бог его знает. — честно ответила она, зачерпывая очередную порцию йогурта. — Но попробуй заглянуть в прошлое. Там, возможно, найдется нечто, на основании чего будет возможно сделать определенный вывод.
— В чье прошлое? — не понял я.
— Она раз за разом возвращается в тот самый день… — напряженным голосом сообщила мне галлюцинация, добавив с сожалением. — Времени уже не осталось…
— В какой именно день? — тут же поинтересовался я, однако ответа на свой вопрос не получил, а моргнув, иллюзию на диване я уже не увидел.
Закусывать надо, Кайа! — посоветовал самому себе, пялясь на пустой диван. — Но в матушке, и правда, есть нечто этакое…
— С кем это ты там шепчешься, а? — услышал я голос Блумфельтда, заставивший меня обернуться.
Обернуться и…
Едва разглядев выражение его физиономии и не размышляя более ни мгновения, я, дернувшись от внезапного адреналинового выброса, метнулся к выходу из этого помещения…
Это бессмысленно, Кайа, дверь же заперта! Маленькая горничная, помнится, отпирала ее электронным ключом, а затем, когда она вышла, был явственно слышен звук запирающегося замочного механизма… — подумал я, стараясь оббежать Александра по такой траектории, чтобы он меня не перехватил.
Однако, даже до закрытой двери добраться у меня не получилось…
Александр Блумфельтд, с реакцией совершенно несвойственной для человека в состоянии сильного опьянения, совершил резкий рывок, схватив меня за руку, и, словно бы тряпичную куклу, с силой швырнул на пол.
Громко ойкнув оттого, что весьма болезненно ударился плечом об пол, я перевернулся на спину и отполз к бильярдному столу, упершись спиной в его массивную ножку.
Меня сейчас натурально парализовало от ужаса, и, будучи не в силах хотя бы просто пошевелиться, я неотрывно вглядывался в лицо идущего ко мне мужчины…
Александр Блумфельтд, пока я беззаботно болтал с воображаемой матушкой, дошел, кажется, до определенного рода кондиций, и теперь его физиономия стала, без малейшего преувеличения, маской зверя.
Это уже не человек…
Это уже лютый зверь, с напрочь отсутствующими «тормозами» и морально-нравственными ограничениями. Уверен, что профильные специалисты-психиатры, если бы этот Блумфельтд попал в их заботливые руки, написали бы в его медицинской карте нечто вроде: «Маньяк классический».
Впрочем, если рассказанное мне дамой Кристиной в «Госпоже Удаче» о некоторых увлечениях его родного батюшки, любезного Генриха Карловича, — не чистой воды вымысел, а хотя бы на сотую часть правда (доказательства чему я и ищу сегодня в Сетях этого Имения), то я совершенно не удивлен тому, что этот Блумфельтд — психопат-садист. Ибо, как говорится: «Осинка не родит апельсинку»…
Готов поставить свой самый последний рубль на то, что именно в подобном состоянии этот «знатный» выродок и терзает своих бессловесных жертв…
«Знатный» выродок…
И я почему-то абсолютно убежден в том, что в этом «прекрасном» обществе он отнюдь не единственный такой…
Тем временем потенциальный любовник встал аккурат передо мной и мне на глаза попалось…
Бляха-муха! Этот утырок, судя по тому как «кое-что» распирает его брюки, возбужден до самой крайности…
— Разденься. — ровным тоном, в котором, однако, слышалось безумное половое желание, охватившее его, велел мне Александр.
— За-а-ачем? — получилось не с первого раза, ибо от страха у меня перехватило дыхание, но я все-таки, хотя и заикаясь, сумел выдавить из себя этот вопрос, неотрывно при этом глядя на Блумфельтда.
— Вот сейчас, барышня Филатова, когда ты в таком ужасе…когда тебе столь страшно, ты по-настоящему мила и хороша. Наглость и самоуверенность тебе совершенно не к лицу, поверь мне на слово. — заявил он абсолютно трезвым голосом, после чего уселся на корточки и, погладив меня по щеке тыльной стороной ладони, ответил на мой вопрос. — Во-первых, как разумный и деловой человек, я желаю взглянуть на то, что именно моей Семье предлагают Филатовы. А также, я желаю убедиться в том, что Филатова Кайа Игоревна, то есть ты, не «ношенный тапок», ибо никто из этой Семьи вещами, бывшими в употреблении, не пользуется. Только не подумай дурного…
Тут он картинно взмахнул руками.
Кайа, значит, для него всего лишь вещь…
— …я вовсе не желаю обидеть свою…собственность. Тебя. Но это же общеизвестно, что о тебе гуляют очень разные сплетни. И очень нехорошие. Ну а во-вторых… Впрочем, о чем это я! Ты же и сама прекрасно знаешь, для чего именно тебя привели сегодня в мой дом… Уверен, тебе уже все подробно и не единожды разъяснили твои любезные родственницы.
А затем…
— М-м-м! — замычал я и задергался, пытаясь высвободиться, когда Блумфельтд, крепко схватив правой рукой меня за подбородок и не давая сомкнуть челюсти, впился своими губами в мои.
В этот момент я едва не лишился сознания от отвращения…
За последние месяцы я пережил немало неприятных мгновений, однако немногое, пожалуй, сумеет сравниться с тем, что происходит здесь и сейчас, когда этот подонок шарится своим языком в моем рту…
Меня затошнило.
Я попытался было отпихнуть от себя Блумфельтда, но…
Куда там! Он весьма силен…
— Можно сказать, что это было даже неплохо… — заявил он, наконец отлипнув от меня, и, облизав свои губы, встал на ноги сам, а затем поднял меня, облокотив о стол, после чего стер ладонью ручеек слюны на моем лице. — Снимай платье, красавица, этим вечером оно тебе более не понадобится…
Говоря это, он, расстегнув ремень и пуговицу на своих брюках, бросил брелок с несколькими электронными и «аналоговыми» ключами, а также пакетик с «дурью», на сукно бильярдного стола.
— …или, быть может, ты желаешь, чтобы я помог тебе с этим?
— Я желаю… — ощущая во рту мерзкий привкус после поцелуя с ним и дрожа всем телом, прошептал я, на мгновение зажмурившись, а затем, шмыгнув носом и скосив взгляд на бильярдный стол, на сукне которого, помимо шаров, брелока с ключами и «дури», лежал еще и кий, прохрипел. — Чтобы ты сдох на хер, мразина!
В тот же миг, сделав шаг в сторону и полшага назад, я обеими руками схватил кий, и, замахнувшись, словно бы битой, нанес Александру удар в область головы.
Вернее, собирался нанести, но…
Практически уже реальный мой любовник, у которого, как и несколькими минутами ранее, с реакцией оказалось все в полном порядке, перехватил рукой кий в нескольких сантиметрах от своего лица.
— Это было, пожалуй, очень неприятно… — заявил он столь спокойным голосом, что сердце мое, которое уже давно обитало где-то в районе пяток, провалилось еще глубже, после чего произнес. — Отпусти.
И я, словно бы кукла, которой обрезали нужную веревочку, тут же отпустил кий…
— Это было очень неприятно… — вздохнув, повторил он, и небрежно отбросив кий в сторону, добавил. — Тебе так делать нельзя!
А затем Александр наотмашь ударил меня по лицу тыльной стороной ладони.
Получив весьма сильный и болезненный удар в район виска, сбивший меня с ног, от которого у меня натурально посыпались из глаз искры, а затем еще и не менее болезненно, несмотря на довольно толстое ковровое покрытие, приложившись затылком об пол, я на какое-то мгновение лишился чувств. Однако излишне долго валяться на полу мне не пришлось…
— По всему видать, что мне досталась такая кобылка, которую для начала необходимо объездить… — заявил Блумфельтд, подхватив мою еще наполовину оглушенную тушку, и, дотащив до дивана, на котором не так давно обитала моя воображаемая матушка, устроил меня таким образом, что моя нижняя часть оказалась на полу на коленях, а туловище на диване. — Но, это ничего…это ничего, ведь строптивых кобылок я объезжать умею и люблю…
