это всё, на что ты способен? Грустно, что внук Аристарха Волкова оказался таким тюфяком. — Хмыкнул неизвестный мне мужчина, выходящий из полумрака огромной ели рядом с крыльцом.
— Мы знакомы, уважаемый? — Я решил не сориться с незнакомцем и проявить хоть немного воспитания.
— Уважаемый? Мы с тобой не среди воров общаемся, чтобы так разговаривать, ну, да ладно. Мы с тобой не знакомы, и познакомимся только в том случае, если ты покажешь что-то достойное, чтобы меня заинтересовать. Я здесь исключительно по просьбе твоего деда. Но я и не подумаю заниматься тренировкой бездаря. Иди за мной.
Видимо, это был тот человек, о котором дед говорил мне. Тот, кто способен дать основы управления Источником и помочь развить в себе начальный контроль над Даром.
Мужчина быстро прошел мимо меня к качелям, скинул огромный баул на землю рядом с ними, куртку, майку, оставшись с голым торсом.
Он был очень хорошо сложен. Тренированное крепкое тело, сухие мышцы так и перебегают, словно струны под кожей, пока он разминался, отправой ключицы до левого угла верхнего пресса тянулся прямой темно — красный рубец через всю грудь. Под левой ключицей плотной кучей виднелись три круглых рубца от пулевых ранений, правое плечо несло шрамы сильного ожога. Насмешливое выражение на скуластом лице, слегка прищуренные глаза, сломанный нос, разрубленная верхняя губа и белый шрам на подбородке под ней, черные волосы стянуты в конский хвост, в левом ухе серебряная сережка с красным рубином. На взгляд возраст определить не получается, может, тридцать, а, может, и сорок. Такие серьги носили ветераны отрядов свободных наемников, которые вышли из состава Гильдии на пенсию.
— Я тебя долго буду ждать, салага? — Голос его был таким же надменным, как и выражение лица.
— Попрошу без оскорблений. Что будем делать? — Я подошел ближе.
— Уважение ещё нужно заслужить, а ты пока его не заслужил, салага. Дедушкин внучок, в тепле и комфорте выросший. Да ты ни разу в жизни и не дрался, наверное. Так за что тебя уважать-то⁈
Он, видимо, пытался вывести меня из себя. С одной стороны, а почему бы и нет? Шестнадцатилетнего парня вполне мог бы. Но мне не шестнадцать, лишь этому телу, а мне-то сорок семь.
— И какого уважения от меня требует наемный головорез, которому плевать что делать — убивать, насильничать или грабить по приказу нанимателя. Не наемнику мне указывать, за что и кого уважать.
Вот тут мне и прилетело. Прямой в лоб раскрытой ладонью, тут же эта же рука обхватила меня за шею и согнула вперед под девяносто градусов в пояснице. Удар коленом пришелся чуть ниже солнечного сплетения, сокращая диафрагму и выбивая весь воздух из легких. Рывок вперед, я начинаю падать, мой противник меня отпускает. Я ещё лечу к земле, а мне на спину опускается удар ногой, придавая дополнительное ускорение, и впечатывает меня в пожелтевшую траву.
— Глупо оскорблять того, чьих сил не знаешь — он ведь может и убить за оскорбление. — Насмешливо сказал мужчина, убирая ногу со спины, — Подъем, салага!
Я поднялся, жадно глотая воздух. Восстановить дыхание было непросто. Удары были жесткими, профессиональными, хорошо поставленными. Я и в прошлой жизни не особо увлекался единоборствами, весь мой спорт заключался в парашютной секции ДОСААФ, в которую я ходил до конца школы, начиная с пятого класса.
— Еще раз! Теперь начинаешь ты. — Сказал мужчина, поднимая руки в классической боксерской стойке.
Пусть я и не занимался в секциях единоборств, но некоторые основы в десанте в нас вколотили, хоть и были мы медиками. Это тело навыков не имело таких, но в моей-то памяти они были.
Я также поднял руки, зеркально отразив стойку противника. Классическая двоечка (очень кривая, стоит признать), шаг навстречу, нырок под удар противника, попытка выйти на бросок через бедро. Но тут меня снова постигла неудача, мужчина, словно вода, вновь перетёк из одной стойки в другую вокруг меня, и вот я уже лечу на землю броском через бедро, которым я сам только что пытался опрокинуть противника. Воздух снова вышибло из груди — правильно падать это тело еще не умело.
— Уже лучше, видимо, подсматривал за курсантами в Искитиме, пытаешься скопировать их приемы, память у тебя хорошая, да вот отработки навыков не хватает. Но неужели это всё? Или может тебя нужно простимулировать? — Ехидная улыбочка так и не сходила с его лица.
А вот то, что было потом мне не понравилось. Черноволосый достал небольшой электрошокер из кармана военных брюк и ударил им мне в бедро. Ногу мгновенно отключило, я взвыл от неожиданности и боли. Да что это за садист в друзьях у деда⁈ Таких в желтый дом надо сдавать, отрезая от общества нормального!
— Ну что, дворянчик? Так и будешь ныть и выть, да на земле валяться, пока страшный дядька — головорез будет над тобою издеваться, а? А ведь еще только утро, сколько я могу так с тобой развлекаться, пока нас не увидят? — Вот сейчас меня его улыбочка начала уже бесить.
Второй удар пришелся в правую руку. Новая волна боли прошила тело.
— Ну? Что делать будешь, салага⁈ — Черноволосый уже начал орать мне в лицо.
Третий удар пришелся в пресс. Мышцы свела дикая судорога. Боль прокатывалась по всему торсу, не давая возможности разогнуться. Одновременно внутри, словно по позвоночнику пробежала волна дикого жара. Жар был отдельным ощущением, он не был рожден ударами шокера, это была реакция моего тела на одно единственное желание — убрать этого больного психа подальше от меня. От левой руки, которую я направил в сторону противника, сорвался поток воздушного вихря, который, словно молот, ударил в грудь черноволосого. Его отбросило на пару метров, и он упал на колени, схватившись за грудь. Раздался кашель, и противник сплюнул кровью на траву.
— Неплохо, Матвей. Очень неплохо. А я ведь не поверил деду твоему, про твой первоначальный предел УЕР. Если бы не мой аспект, завязанный на защиту, ты бы и убить меня мог сейчас. — Уже совершенно спокойным голосом сказал черноволосый, усаживаясь на траву.
— И зачем это всё нужно было? Ты больной какой-то! А если бы я тебя действительно убил сейчас⁈ — Я начал распыляться, жар внутри не проходил, его хотелось выплеснуть наружу. Да вот только один выброс довольно серьезно подточил внутренние силы, и картинка перед глазами слегка «плавала».
— И был бы в своем праве. Тебе никто бы не предъявил обвинений. — Улыбнулся мужчина, вставая с земли. — А что касается вопроса «зачем?» — у каждого своя манера тренировки,
