Тело мы нашли быстро. Он неплохо сохранился и лишь слегка пованивал. Это я исправил несколькими литрами разномастного бухалова, так что от бедняги теперь разило, как от заправского пьяницы.
Потом я заморочился призывательским делом — все пытался сделать сырое мясо. В итоге получилась упаковка сосисок, которая тут же закукарекала и побежала прочь, но я догнал ее и убил с невозмутимостью охотника. Вспорол ей брюхо и вытащил два десятка вкусных и свежих сосисок, которые распихал в рукава и карманы бедняги.
Прости, мужик. Но тебе уже все равно, а мне очень надо!
Вернувшись на прежнее место к забору, я скомандовал Лёхе:
— Давай, выпускай нашего актера!
Глаза Лёхи засияли синим.
Мертвец, пошатываясь, поднялся из кустов и нетвердой походкой направился к дороге.
— А-ааа! Э-эээ! — донеслось уже совсем рядом.
Я взобрался по сетке и высунулся из-за забора, чтобы видеть, как идут наши дела.
— А-ааа! — простонал мертвец, разя во все стороны алкогольным амбре — и буквально ударился всем прикладом в резные ворота.
Псы с диким лаем бросились вперед.
— В чем дело⁈ — непонимающе крикнул один из вояк.
— Да пьяный какой-то, похоже, адресом ошибся!
— А-ааааа! — угрожающе выдохнул наш покойник, просовывая руки в решетку.
И тут случилось то, на что я рассчитывал.
Псы бросились на нарушителя.
— Назад!!! Назад!!! — принялись пинать своих псов стражники.
Мертвец, схваченный по рукам псами, принялся звучно долбиться головой о решетку ворот.
— Мать вашу, чего стоите⁈ Они же щас сожрут его! — пронесся над территорией клич, и воины бросились к воротам.
Надрывно лающих и что-то жрущих псов принялись растаскивать вручную.
И в этот самый момент я легко перемахнул через стену, пробежал под покровом тьмы вдоль забора и, расчистив себе островок, перемахнул прямо к башне и вжался в стену.
«Я тучка-тучка-тучка, я больше не медведь…» — пропел внутри моей головы внезапно вспомнившийся голосок из мультика.
— Отпускай, — прошептал я Лёхе.
— А-аа… — простонал нам мертвец в последний раз и обмяк.
— Да вы что, совсем ошалели⁈ — сквозь лай и другие крики донесся грозный окрик старшего. — Открывай ворота, говорю! Чего-чего… Сам не видишь? Этот кусок говна, похоже, сдох!..
«И как приятно тучке по небу лететь!» — снова пропел голосок в моей голове, и я «полетел» вдоль стены башни ко входу и юркнул внутрь.
Здесь, за толстыми стенами и дубовыми дверями, уличный шум почти не было слышно. Темная лестница уводила куда-то в глухой мрак.
Прилипнув к стене и придерживаясь за перила одной рукой, я бесшумно заскользил наверх, внимательно озираясь по сторонам.
Но никаких угрожающих начертаний или живых звуков в башне не было. Так что я немного расслабился и через ступеньку понесся на самую верхотуру.
Вся верхняя часть башни казалась одним помещением. Тусклый огонек единственной лампы на столе с трудом освещал лишь крошечный пятачок между двумя высокими стеллажами.
Увидев свет, я сначала осторожно нырнул в тень и прислушался.
Тихо.
Может, эту лампу оставляют здесь специально, на случай если кому-нибудь в темное время суток потребуется подняться наверх? Или просто кто-то вечером забыл ее погасить?
Я приблизился к световому пятну и окинул быстрым взглядом два стеллажа, промеж которых на столе и стояла забытая лампа.
Наугад вытащил какую-то папку — приятную на ощупь, кожаную. Открыл.
С первой страницы на меня смотрел портрет полуящерицы. Содрогнувшись от вида ее оскаленных в улыбке зубов, сунул папку обратно. Потом подошел к другому стеллажу и так же, наобум взял с полки одну из папок.
На этот раз я попал в яблочко. С первой страницы на меня смотрел улыбающийся портрет незнакомой мне кошкодевочки.
— Та-аак, — шепотом сказал я себе, листая страницу за страницей.
Осталось только понять, что за документы хранятся в этих папках, и есть ли среди них тот самый волшебный «контракт».
А потом в тишине вдруг раздался едва различимый звук, похожий на шелест женского платья.
— Вы не это ищете? — раздался знакомый голос.
Обернувшись, я увидел старика-создателя.
Он был все в той же черной мантии, на груди поблескивал орден на золотой цепочке. А в руке он держал свернутую в трубочку бумагу, мерцающую по краям розоватым свечением.
Признаться, я слегка опешил. Откуда он здесь взялся? И, собственно говоря, что теперь делать?..
Подобравшись пружиной, я отступил, выпуская из рук мешавшую теперь папку.
Старик приблизился к свету. На его губах блуждала усмешка.
— Вы никогда не задумывались, почему наш орден процветает уже столько лет?
— Потому что садизм неистребим? — ответил я.
— Как же неглубоко вы смотрите, — с насмешливым укором проговорил старик. — Нет, дело не в этом. А в том, что человек несчастен. Всегда. Он живет под пятой богов, которые держат его за раба и делают разменной монетой в своих играх. А чего больше всего на свете желает раб?
— Свободы.
Старик рассмеялся. Смех его был сухой и скрипучий.
— Нет, молодой человек. Раб желает иметь своего собственного раба! Того, кто удовлетворит его потребность в осознании собственной богоподобности. Для этого мы и существуем. Мы даем надежду!
Он взмахнул рукой, и я услышал сначала глухой грохот где-то внизу, от которого вздрогнули стены. А потом — скрежет и лязг. Это окна закрылись с той стороны глухими металлическими ставнями.
— О, вы слышали? Это только что я забрал надежду у вас. Сюда больше никто не войдет и не выйдет, пока не решится ваша судьба. Ведь оказавшись на территории ордена вы нарушили закон, и теперь целиком принадлежите моей воле. Смотрите, как интересно получается. Вы вроде и не зооморф, но тем не менее я могу вас пленить, пытать или даже расчленить — как мне будет угодно. Все, что находится на территории ордена, есть его непреложная собственность. И вы сами отдали себя нам в руки.
— Чтобы меня расчленить, придется очень постараться, — проговорил я, положив руку на меч и готовый выхватить его в любую секунду.
Старик покачал головой.
— Вы так трогательно смотрелись со своей кошкой! Я сразу понял, что вы откликнетесь. Правда, не ожидал, что так скоро. Знаете, люди ведь по большей части очень просты и незамысловаты, — продолжал старик. — Может, поэтому нам и покровительствуют сильные древние боги? Потому что с людьми — такими, как они есть, стало скучно. И если их усовершенствовать и сделать более… интересную модель, именно она заменит этот устаревший и выцветший человеческий род? Впрочем, вы все равно этого не узнаете…
Бросив маленький свиток на стол, он распахнул полы своего плаща, и я увидел на поясе старика старинные серебряные ножны, широкие и короткие.
Я быстрой тенью отскочил назад, выхватив свой клинок.
Он всерьез собирается сражаться со мной на мечах? Старый дед с седой бородой и маниакальными идеями?..
Старик сделал неприметный жест рукой. Тут же раздался громкий протяжный скрип, и один из стеллажей покачнулся и начал крениться.
Я отпрыгнул в сторону, как кошка. Стеллаж рухнул прямо передо мной, с грохотом теряя полки и тяжелые кожаные папки.
Твою мать!
Противник скользнул ко мне. В тусклом отблеске масляной лампы блеснул широкий короткий клинок.
Я увернулся на автомате, попадая ногой в переломанную деревянную решетку стеллажа. Полка с хрустом сломалась, нога поехала на высыпавшихся папках. Едва не заземлившись коленом прямо во всю эту красоту, я отскочил в проход, крепко сжимая меч в руке.
Ну что же, давай! Хотел драки — будет тебе драка!
Направив с помощью инспираторики побольше энергии в ноги, я широченным прыжком бросился на противника, очертания которого терялись в сумраке, и только белое пятно лица выделялось на коричневатом фоне.
Я ударил сверху вниз, наискосок. Старик с неожиданной ловкостью ушел от атаки, а потом ответил резким выпадом, метя мне в живот.
