дождался.
— Как вы считаете, бывшим офицерам в России пощада будет?
— В каком смысле, бывшим офицерам пощада? — не понял я.
— Я в Россию хочу вернуться, — признался водитель. — Но говорят, что там бывших офицеров сразу к стенке ставят.
— Вы у кого служили? — поинтересовался я. — У Колчака или у Юденича?
Можно бы назвать еще пару-тройку известных фамилий белогвардейских военачальников, но смысла нет. А те, кто с Врангелем из Крыма ушел, еще в Турции сидят.
— А я из военнопленных, — ответил таксист. — Не служил не у красных, не у белых, да и к прочим цветам отношения не имею. В шестнадцатом году, аккурат во время Брусиловского прорыва в плен попал.
Что ж, и так бывает. Во время Брусиловского прорыва австрийцы и венгры к нам в плен попали, но кое-кому из наших не повезло.
— В Австро-Венгрии пребывал, теперь это уже Чехословакия, а потом своим ходом двинул, но здесь и застрял, — продолжил водитель. — Второй месяц в Париже торчу, уже и оглодал. Хорошо, что отыскался знакомец, на работу устроил. Чтобы в таксисты взяли, пришлось одежду у приятеля брать, а иначе бы хрен, а не работа.
— Так если вы против Советской власти не воевали, тогда и бояться нечего, — пожал я плечами. — Если бы в России всех бывших офицеров расстреливали, тогда бы от России одни сплошные могилы остались. В нашем торгпредстве служат несколько бывших офицеров и, ничего.
Под офицерами я подразумевал Исакова и себя. Все остальные, кто был в моей спецкоманде, в официальных списках миссии не значились. А кое-кто не значился ни в официальных, ни в неофициальных списках. Дзержинский об этом знает и достаточно.
А еще бывший военнопленный поведал любопытную вещь. Он-то этого сам не понял, а мне положено. У нас создано несколько комиссий по обмену военнопленными и с Германий, и с Турцией. Специально выяснял, что из Австрии с января этого года отправляют моих соотечественников домой. Значит, не всех еще отправили. И вот еще что… Из Австрии-то отправляют, а как быть с бывшими кусками империи, ставшими самостоятельными государствами? Из Венгрии, насколько помню, переправили и поменяли на пленных венгров не только участников восстания но и наших солдат. А как же с Чехословакией?
— Кстати, а почему вы из Чехословакии во Францию двинулись? Вам же через Польшу выбираться гораздо ближе, — поинтересовался я.
— В Польше война идет, могли бы за шпиона признать, в Венгрии тоже. Я хотел через Австрию, чтобы Красный Крест помог, но не случилось. Сказали — мол, пусть вас Чехословацкий Красный Крест вывозит, у нас своих хватает. Пришлось в Германию пойти, а там вообще, не пойми чего. Комитет по обмену военнопленными есть, но никто никого не вывозит. И денег у немцев нет, чтобы вывозить. Вот, плюнул на все и отправился во Францию.
М-да, чудеса с географией. Или с геополитикой. Но кое-кто из военнопленных даже через Америку выбирался. И так бывает.
— В Чехословакии много вашего брата осталось?
— Я там вначале на заводе работал, по производству автомобилей — в Нессельсдорфе, а теперь по-старому именуют Копршивница, так в лагере нас больше тысячи человек сидело. Правда, нижние чины, в основном, которые и работали. Офицеров поначалу вообще к работам не привлекали, но скучно было, так меня водителем взяли. Когда я из Копровшивницы этой уходил, человек семьсот оставалось. На самом заводе человек сто работало, остальных каждую неделю на разные работы развозили. Кого к бауэрам тамошним, кого на пивные заводы.
— А что за автомобили? Легковые или грузовые?
— Так это ж «Татра» — легковой автомобиль.
«Татра» у меня почему-то не ассоциировалась с легковыми автомобилями. С грузовыми — да. Но я не великий знаток. Значит, семьсот человек бывших русских военнопленных, сто из которых трудится на заводе «Татра»? Любопытно. Даже если они работали лишь на подсобных работах… Надо вытаскивать. Не сто, а всех семьсот.
— Машина, как я понимаю, не ваша? — поинтересовался я.
— Откуда? — пожал бывший офицер плечами. — Я на войне в роте бронеавтомобилей служил, машину водить умею, любой двигатель соберу-разберу. Вот, говорю, товарищ помог. Говорит — мол, в России тебе делать нечего, там расстреляют, а тут хоть какая-никакая работа.
Товарищ бывшего военнопленного либо ошибается, либо врет. А тут водитель зазря пропадает. Крутит, понимаете ли, баранку буржуинского авто…
— А если вас пригласят на работу в торгпредство? Говорите, в автомобилях разбираетесь? Водителем пойдете? Поработаете у нас, посмотрите, что к чему, а там уж сами решите — возвращаться на родину или нет.
— А вы, месье — или говорить товарищ? Уполномочены брать кого-то на работу? Вы кем в торгпредстве служите? Судя по виду — молоды вы еще.
Ишь, можно подумать, что таксист сам старик. Лет двадцать семь, может тридцать.
— Что ж, была бы честь предложена, — хмыкнул я, пожимая плечами.
Если у человека имеются сомнения, так уговаривать я его не стану, да и гордо заявлять — мол, тут я самый главный, тоже не буду. Пусть сам решает. Но офицер может оказаться дельным специалистом.
Но во мне снова проснулась моя паранойя — уж слишком все подозрительно. Я только-только подумал, что торгпредству нужна машина, а может и не одна, а тут является человек, которого можно брать в шоферы. У меня условия гораздо лучше, чем в парижских конторах. А если это «подсада»?
Таксист, между тем, не стал больше ничего выяснять, а молча повез меня в наш старинный особняк времен Генриха Третьего, а то и Второго.
Я быстренько сбегал наверх, прихватил браунинг и уселся обратно. Но сел не сзади, а рядом с водителем. Видимо, пистолет, засунутый в карман, привлек его внимание.
— Если вы собираетесь меня ограбить, хочу сказать, что у меня в карманах ничего нет, а машина чужая, — сообщил бывший военнопленный.
То, что в карманах драного пиджака ничего нет, а в штанах уже и карманы-то отвалились за ветхостью, я уже понял. Но таксист мне понравился. Упорный, не трус. А если, он и на самом деле разбирается в технике — это подарок. Я вздохнул, молча полез в карман и сунул водителю красненькую бумажку в сто франков.
— А у меня сдачи нет, — сообщил тот, повертев бумажку в руках и, намереваясь вернуть ее мне. — Если только сбегать разменять.
— Оставьте себе, — чуть снисходительно сказал я. — Считайте, что получили аванс. На оставшиеся франки купите себе штаны поприличнее, рубашку и придете в торгпредство. Жалованье — пятьдесят долларов в месяц.
— А сколько это во франках? — наморщил лоб таксист, убирая бумажку в карман.
— Пока триста, а что станет завтра-послезавтра — не знаю. Вы будете моим водителем. Автомобиль потом сами подберете.
— Триста франков! — вскинулся водитель. — Так я ж тогда и орден свой смогу выкупить и жилье приличное снять.
— А что за орден? — заинтересовался я.
— Святого Станислава, — пояснил тот. — Свою «клюковку»-то я еще в Австро-Венгрии потерял, вместе с кортиком. А «станислава» я три дня назад заложил. Хозяин теперь за комнатушку — чулан, уже не десять франков, а двадцать дерет. Крохобор. Пошел в Латинский квартал, там салон открылся, а хозяйка — эмигрантка, из наших. Думал, если наша, так хотя бы сто франков даст. Куда там. Уперлась — дескать, больше сорока за орден не дам. Вот, если бы «георгий» для инородцев, тогда и сто можно, а то и двести. А я что, на инородца похож? Я про такие «георгии» только слышал, а сам никогда не видел. А девка-то — стерва белобрысая, хоть и красивая.
Я удержал смешок. Кажется, знаю, что там за «стерва белобрысая». А она разве красивая? Хм…
— Кустов Олег Васильевич, — представился я. — Начальник торгпредства. А вы?
— Владимир Иванович Лоботрясов, — ответствовал тот. — Фамилия у меня не очень, но другой нет. Сразу скажу — менять я ее не стану. Поручик Лоботрясов, военнопленный, а теперь таксист. А если не шутите — то в ближайшее время стану вашим водителем.
Ишь, мой полный тезка. А что до фамилии, так всяко бывает. Дураками раньше умных парней нарекали, а красивых девушек звали Уродами.
— В перспективе — как у нас будет не меньше трех машин, то и начальник гаража с жалованьем в сто долларов в месяц, — порадовал я поручика, а потом спросил. — Как я понял, таксистом вы недавно? Но город знаете довольно неплохо.
— Так я две недели карты Парижа изучал, — хмыкнул Лоботрясов. — А еще по главным улицам сам бродил, изучал.
Вон как. Нет, определенно надо брать.
До второго сентября, когда французский президент должен вручить мне орден Почетного легиона и до телеграммы Андрея Семенцова из-за океана, времени еще много, поэтому теперь нужно сделать то, что я собирался сделать с самого начала — смотаться на пару дней в Берлин, а потом в Вену. Но вначале в Вену. В Берлине у нас уже имеется филиал
