Тут-то я и понял, что настало моё время!
Пока Эльвира Равильевна отчитывала Рому и выясняла, можно ли ещё просушить Алёну, или надо тащить её в группу обратно, я просился прочь. Вышел из детсада через дырку и пластилином прилепил объявление к ближайшему гаражу. Потом сделал шаг назад, полюбовался... Вечером, когда пойдём домой, надо будет глянуть, не отвалится ли. Если будет висеть, то, пожалуй, к понедельнику мне стоит изготовить и развесить ещё с десять экземпляров. Если уж браться за дело, то надо масштабно, не так ли?..
Вернувшись на площадку не замеченным, я увидел, что Рома сидит на веранде наказанный, Алёны нет, а Ирка исступлённо ковыряется в песочнице.
– Что, уложила Изауру на зиму? – Спросил я, подойдя.
– Да, – грустно ответила Ирка. – Но я передумала... Соскучилась по ней. Найти поможешь?
Я повёл себя как джентльмен и откопал свой будущей бывшей её медведя, а потом, за обедом, ещё и помог ей достать из волос большой ком пластилина, который, как оказалось, находился там в течение всей прогулки.
3.2
В этот раз программу «Время» мы с родителями смотрели, отрезая от газет длинные белые поля. Я, как быстро стало ясно, резал криво, поэтому сгодился лишь для складывания бумажных лент более-менее аккуратной стопкой. Горбачёв, тем временем, посетил с визитом ГДР, литовский завод микросхем вышел из подчинения союзного министерства, челябинские металлурги жаловались в Верховный совет на отсталую технику и отсутствие механизации, Азербайджан объявил себя суверенным, Латвия планировала выйти из союза, где-то что-то взорвалось, где-то фонило, где-то утекло, а на чемпионате мира по шахматам царили нешуточные страсти.
Когда я сообщил родителям, что очень хочу поехать к бабке и деду на выходные, они удивлённо переглянулись, но, конечно, отговаривать не стали. Не стали они и спешить с тем, чтобы лечь спать. Ведь сегодня была пятница! А что это значит? Значит, во-первых, завтра суббота и можно поспать подольше. А, во-вторых, ближе к ночи по телевизору будет программа «Взгляд»!
По-моему, ни на одного видеоблогера, ни на одного инфлюэнсера в моё время не будет смотреть молодёжь с таким пиететом и упоением, как мои родители на Листьева, Любимова и всю эту компанию! Они вперились в ящик ну чисто какой-нибудь геймер в «Варкрафт» или в «Доту»! Даже велели мне перестать играть заводным петухом, который после пары поворотов ключика полминуты мог ритмично добить клювом пол, как перфоратор: дескать, шумно, им мешает. Пришлось занять руки резиновым красным богатырём на такой же лошади и аналогичным зеленым рыцарем: честно говоря, я соскучился по компьютерным играм и пытался заменить их хоть чем-нибудь. Между тем, от острых тем деваться было некуда. За следующий час я поневоле выяснил, что вся еда отравлена нитритами-нитратами, экологическая обстановка в некоторых районах Москвы несовместима с жизнью, аварийных домов с каждым годом всё больше, а товаров на полках всё меньше, СПИД не спит, а Моссовет ещё и притесняет кооператоров. Всё это перемежалось музыкальными клипами самого странного свойства: в лучшем случае это был какой-нибудь второразрядный западный софт-рок 80-х, в худшем же – похожие на вызов дьявола крики на эстонском языке на фоне пламени, безмолвно движущихся людей и сломанных манекенов. Когда во время сопровождавшегося тревожными звуками бас-гитары репортажа о кооперативном абортарии мурашки побежали по спине моей, я сам не мог сказать, откуда это: от холодного осеннего ли воздуха, задувающего через не заклеенные окна или от общего ощущения приближающегося конца света. Кажется, зайди сюда сейчас странник из будущего да скажи мне: «Ой, ладно тебе, нулевые не за горами: гламур, смс-ки, свобода, еда!..» – не поверил бы!
Чтобы хоть как-то отвлечься от всей эту дичи, я начал играть в бегемота. Ну, знаете, желтый, пластмассовый, с булкой во рту? Если вытащить булку и оттянуть её на верёвке как можно дальше, бегемот начинал дрыгать всеми ногами, притягивая её назад, пока не заглатывал обратно. Делал это он с ужасным стрекотом – таким, что после третьего захода папа не выдержал и накричал на меня. Было это как раз в тот момент, когда в телевизоре какой-то мужик демонстрировал электрический термопот как чудо техники, которое стоит освоить военным заводам.
– Ну, это наше далёкое будущее, – скептически заметил ведущий, глядя на круглые, напоминающие робота из «Звездных войн», бока чайника-термоса.
– Коля, не кричи на ребёнка, – попросила мама папу.
– Ведь сказали ему не шуметь, – буркнул тот.
– Ты злишься из-за чайника.
– Неважно.
– Конверсию не он придумал.
Папа промолчал.
А, я сорокалетний дошкольник, даже и не врубился, о чём они говорили. Конверсия... Ну надо же... Конверсия это же доля купивших товар от зашедших на сайт! Но здесь нету Интернета... Вот загадка! И при чём вообще тут чайники?..
Я не стал допытываться, а отложил бегемота и, забившись в уголок за дальним креслом, стал листать вчерашний журнал с плачущим солдатом. Первая же статья, которая мне попалась, была про проблему распространения наркомании среди проституток, манерно именовавшихся «ночными бабочками». С этим журналом я провозился до того момента, как в телевизоре появилась настроечная таблица. После этого родители, наконец, погнали спать и меня, и себя самих, не забыв заметить, что журналы – не игрушка, а картинки смотреть лучше в книжке про Буратину.
В темноте, когда все улеглись, и прошло время, за которое я должен был уснуть, мама спросила:
– Ты вчера хотел... Сегодня хочешь?.. Я подумала, что можно...
– Давай в другой раз, – буркнул папа. – А то он и правда проснётся... Да и настроения нет от этих новостей...
4.1
Утром субботы я подтвердил своё пламенное желание оказаться у деда с бабкой. За прошедший день мне и правда искренне захотелось туда поехать: если честно, я устал от полного отсутствия личного пространства в родительской квартире. У старшего же поколения квартира была, по крайней мере, двухкомнатной, и меня там клали спать в гостиной на диване, так что хотя бы ночью можно было побыть одному.
После телефонного звонка через соседей и выяснения, что бабушка с дедом не против принять меня, я был отправлен к ним. Родители остались дома заклеивать окна и, надеюсь, веселиться.
***
Увидев живых деда с бабкой, я снова расчувствовался. Думал, что уже привык к реальности восьмидесятых годов и себя шестилетнего – но оказалось, что нет. Только тогда, когда я обнял бабушку, почувствовал под руками её тёплые, живые бока, до меня дошло, что всё по-правде, что игра, в которую я играл два последних дня с родоками и Илиадой Михайловной, это вовсе даже не игра, а настоящая реальность. Мне дан второй шанс. Я запорол прохождение жизни, но, к счастью оказалось, что кто-то умный сделал сейв, тогда, когда главные квесты ещё не провалены, а спутники живы...
В общем, я опять чуть не заплакал. Чтобы дед и бабка не подумали, что внук слетел с катушек, пришлось убежать в ванную и долго-долго, пока лицо не примет нормального вида, плескаться там под предлогом, что в детском саду рассказали о важности гигиены, и теперь я решил подходить к ней ответственно.
Собственно, квартира деда с бабки не так уж и изменится за следующие тридцать с чем-то лет. Когда три недели назад, в прошлой жизни, я был тут последний раз, то видел ту же стенку, те же кресла и диван, то же трюмо, тот же кухонный гарнитур... Правда, обои ещё не так выцвели, и неровность в коридоре ещё не была завешена предвыборным плакатом из нулевых. Ретрофутуристические часы из 60-х, венчающие стенку из ГДР, ещё выполняли своё назначение – ходили, а не просто оставались, потому что жалко выбросить. Ковёр в спальне был новым, и даже тот факт, что висит он на стене, почти не портил его. Кровать пружинила. С кресел не свисали куски обивки. Безделушки в серванте сами по себе не изменились ничуть, но то ли из-за того, что не были покрыты пылью, как в будущем, то ли из-за детского мозга в моей крошечной головёнке выглядели не как давно знакомый мне пластмассовый мусор, а как красивые и интересные вещи. Пузырьки с советским лаком для ногтей возле трюмо смотрелись так, словно ещё не засохли; словно ими правда можно было что-то красить, а не только использовать в играх в качестве пассажиров моих машинок. Словом, вся квартира была та же, но другая. В ней чувствовался не дух безнадёжной старости и запустения, заставлявший меня взрослого сводить визиты к деду к минимуму, а созданный ещё не растерявшим энергии опытом бабушкинский уют. Уж не знаю, было ли дело в объективных фактах или в моём восприятии... Может, просто день сегодня выдался солнечный. Может, мне из-за размеров моего нового тела эта квартира казалась просторнее, а потому и роскошнее. А может, дело было в запахе блинов, которые я потребовал тотчас же, как бабушка спросила, что приготовить...
