А нас, меня, планируют вывести на международный уровень! И даже, возможно будут скандалы с допингом, и прочим, возможно и не пустят никуда и никого! Но, отчасти смысл всей затеи, показать, что есть такие люди, не пустят — ладно, обвинят — пускай, но скорее всего заграничные стадионы и клубы напротив, будут на коленях ползать, умоляя нас приехать к ним. Особенно если у них уже будет все готово для захвата.
Как планируют разрешить это все организаторы — я вообще не представляю. Но надеюсь, что у них есть какой-то план, ведь они реально всё именно к этому ведут. Убедить всех потенциальных противников, что с нами лучше не связываться. Убедить их, что у нас в стране каждая школьница может быть супер вумен. Нарваться на подставу, или просто заставить нервничать, и выведать место заключение иных бессмертных, ведь их в этом мире, согласно разведке, и помимо меня, как минимум несколько сотен.
А еще это всё, мои выступления за гранью человеческих возможностей, старательно припихиваемые в эфиры ТВ, будут являться банальным, ничем не перекрытым, посланием другим вечным. «Идите к нам, у нас хорошо!».
— Что еще ты можешь? — поинтересовался у меня папаша, долго и внимательно следя за тем, как моё лицо перетекает из одной формы в другую, обращая меня в совершенно не похожего на себя человека.
Так, сказать, зажал меня в уголок в раздевалке! Ладно хоть не перед новым выступлением! А пред очередным «экзаменом», для внутренней публики, в закрытом для простых смертных спортзале, спрятанном в бомбоубежище, под внешне обычной девятиэтажной. Корт для тренировки спецназа вдали от посторонних глаз!
— Ну... — протянул я, оглядывая стены этой маленькой комнатке и сидящего напротив меня на стульчике отца.
Где-то в дали работает насос, откачивая дренирующею сквозь стены воду...
— Только не надо говорить, что это — ткнул он в сторону лица — всё!
— Не буду. — буркнул я, куда-то в сторону, хотя действительно собирался немного поводить отчима за нос.
— Ну?
— Могу не дышать — отец сделал морду, мол «это все могут!». — часа два. — утаил я, что скорее двадцать два — Плавать как рыба — отец достал блокнот, и я не удержался, и заглянул в него.
Бег. Легкая атлетика. Скалолазание?
Прыжки в высоту. Метание копья, метание снаряда. Фехтование?
Эстафета, Лыжи, конный спорт? Борьба, Пятиборье?
Плаванье?...
Отец заметил моё внимание, стоило мне только взглянуть, и тут же прижал блокнот к себе.
— Лыжи и фехтование тоже можешь сразу вычеркнуть — сделал вид обижинки я, сложив руки на груди и отвернулся — Лыжник из меня аховый, а современному фехтованию не обучена.
Батя похлопал глазами, но как видно принял к сведенью, дважды черкнув в блокноте.
— Конный спорт правильно вычеркнул, в нем, как и в велогонках, не так много зависимости от меня самой, как хотелось бы. Да и жопа у меня — я шлепнул сам себя по попе — тяжелая.
— Пятьдесят девять килограмм. — перелистнул он блокнот на иную страницу — Ужас, на самом деле! — взглянул он на меня — Как в этом росте — оглядел с ног до головы — метр с кепкой! — и взглянул в блокнот — Сорок семь сантиметров! И телосложением, эх, спички, — вздохнул он, и потер переносицу, ведь знает, что спичкой я выгляжу только под одеждой — помещается столько массы?
Я пожал плечами, тип не знаю. Хотя конечно знаю! Плотность большая! И...
— И это очень плохо на самом деле! Любое банальное взвешивание, и все пойдет насмарку! Ни одна девчонка твоей комплекции столько не вешает! Ты с этим можешь что-то сделать?
Я помотал головой.
— За силу приходится платить. — отец со вздохом тут же что-то вычеркнул в блокноте.
Как видно прыжки с трамплина! Там будет видно, что я — тяжелее, чем кажусь! Хотя, если так подумать...
— Плаванье пожалуй тоже вычеркни. На трамплине я еще могу постараться скрыть свой вес, а вот проваливание сквозь воду как топор... будет сложно скрыть.
Отец кивнул, и недовольно качая головой, повычеркивал еще несколько каких-то пунктов на разных страницах.
— Что еще?
— На коньках хорошо бегаю — отец тут же записал это в блокнот — Наверное, даже слишком хорошо для этого мира.
— Мира?
— А, забудь. — отмахнулся я и отвернулся, тип закрыли тему.
— Что еще? — проговорил папка через минуту, усиленно чиркая ручкой по бумажки, и на меня даже не смотря.
— Ну, о зарастающих ранах ты и так в курсе? — кивок в ответ — И о хорошем слухе? Кстати Серёжке привет! — отец вздрогнул, и прекратил писать — Я стараюсь не слушать ваши разговоры, нервы мне все же дороже, но блин! Это порою тяжело! Не к чему мне знать о всей той грязи, что творится в мире! Я желаю отдохнуть... так что будь добр — прячься с рацией по старинке, где-нибудь в укромном уголке, подальше
