Так продолжалось девять дней. На десятый день Максим и Киу вернулись с обеда в выделенный для их группы номер и обнаружили там Грету, сидевшую в кресле и читавшую газету. Услышав голоса вошедших в номер друзей, девушка оторвалась от чтения и улыбнулась.
- Привет! - произнесла Шнайдер, вставая с кресла.
- Грета? - недоверчиво произнесла Киу, после чего бросилась обнимать подругу. - Ты вернулась? Ну и отлично! Как ты себя чувствуешь?
- Отпусти, задушишь! - рассмеялась Грета, не пытаясь, впрочем, вырваться из объятий. - Со мной все в порядке, честно!
Максиму же, прислонившемуся к дверному косяку и с легкой улыбкой наблюдавшему за воссоединением подруг, показалось, что сержант Шнайдер несколько лукавит. Грета говорила чуть громче, чем обычно, а когда слушала - ее лицо приобретало излишне сосредоточенное выражение, чего раньше за ней не замечалось.
- Здравствуй, Грета! - дождавшись, пока Киу наобнимается и отпустит подругу, Максим подошел к Шнайдер и тоже заключил ее в объятья. - Рад, что ты вернулась!
- Я тоже, - прижавшись к Максиму, ответила Грета. - Что ты на меня так смотришь? Со мной все в порядке! - удивилась девушка, когда Белов отстранился и, аккуратно придерживая за плечи, внимательно оглядел ее.
- Давай я сделаю вид, что поверил, а ты расскажешь, как себя чувствуешь на самом деле, - улыбнувшись, предложил Максим.
- Заметил все-таки... - вздохнула Грета. - У меня временные проблемы со слухом. Последствия баротравмы... Но не волнуйся, врачи говорят, что в течении двух-трех недель барабанные перепонки полностью восстановятся и все будет в порядке! Лучше расскажите, что происходит, а то я, пока лежала в госпитале, немного отстала от жизни!
- А у нас ничего особенного не происходит, - ответил Максим. - Вернее, происходит, но не у нас. Почти в полном составе были захвачены две группы, которые должны были отбить Варелу, их сейчас активно допрашивают и по результатам допросов арестовывают пособников националистов. Но нас с Киу к задержаниям не привлекают.
- Почему? - удивилась Грета. - Разве товарищу Артузову не нужны сейчас все доступные сотрудники?
- Так мы боевики, а не группа захвата, - пояснил Максим. - Да и группа без тебя в некомплектном состоянии. Вот когда Штерн закончит гонять ополченцев и перейдет в наступление, тогда и для нас начнется служба!
- Кстати, о службе... - погрустнела Грета. - Я, когда меня оглушило, револьвер потеряла... Готова написать рапорт!
- Рапорт подождет, - покачал головой Максим. - Идем!
Позвав за собой Грету, Максим зашел в свою комнату, открыл оружейный шкаф и извлек оттуда револьвер.
- Держи и больше не теряй! - произнес Максим, протягивая оружие Грете.
- Это же мой! - удивилась Шнайдер, взглянув на выбитый на рамке револьвера номер. - Но... откуда?
- Нашлись добрые люди, отдали, - усмехнулся Белов. - Грета, присядь, пожалуйста! Есть серьезный разговор.
- Что-то случилось? - насторожилась присевшая на кровать Шнайдер.
- Не буду ходить вокруг да около, - вздохнул Максим. - Меня беспокоит твоя зацикленность на ненависти к фашистам. Я ведь не сильно ошибусь, если предположу, что мужика с гранатой ты не заметила потому, что отвлеклась на происходящее на эшафоте?
- Да, отвлеклась, за что и получила, - неохотно призналась Грета. - Но, Максим, я должна была увидеть, как вздернут Варелу!
- В этом-то и заключается твоя проблема, - вздохнул Максим. - Ты слишком зациклена на своей ненависти, а это очень опасно.
- Тебе легко говорить, твоих родителей фашисты не убивали! - огрызнулась Грета и тут же испуганно прижала ладонь к губам. - Прости, Максим, я не хотела...
- Я не знаю, кто были мои предки, но вполне допускаю, что кого-то из них убили немецкие нацисты, - тихо произнес Максим, не желая показывать, что слова Шнайдер задели его за живое. - Зато я помню, что нацисты убили двадцать семь миллионов советских граждан, четырнадцать из которых были гражданскими. Я ненавижу фашизм, но не я питаю ненависти к каждому фашисту лично. Я считаю их врагами, и хочу, чтобы каждый из них понес наказание в соответствии с совершенными преступлениями.
Если бы ты хотела увидеть, как казнят тех тварей, что убили твоего отца - это было бы понятно, а вот Варела тебе лично ничего не сделал и так страстно желать увидеть его смерть у тебя причин не было. Кроме твоей ненависти, которая вполне может свести тебя с ума. Сейчас ты хочешь увидеть, как казнят фашиста, затем тебе захочется убить его с особой жестокостью, а потом ты начнешь получать удовольствие от убийств и превратишься в чудовище, ничем не отличающееся от тех, кого ты так ненавидишь. Ну, или погибнешь где-то на середине этого пути. Ни той, ни другой участи я тебе не желаю.
- Ты... ты, правда, думаешь, что со мной может такое случиться? - было видно, что описанная Беловым перспектива не на шутку испугала девушку.
- Такое возможно, - ответил Максим. - Поэтому я тебя очень прошу, найди способ справиться со своей ненавистью. Я очень не хочу тебя терять!
- Я постараюсь, - кивнула Грета. - Но я не знаю как...
- Я тоже не знаю, - вздохнул Максим. - Вспомни отца, которого ты, как я понимаю, очень любила и уважала, подумай, каким человеком он бы хотел тебя видеть. И помни, если понадобится выговориться - я всегда тебя выслушаю!
- Спасибо, Максим! - улыбнулась Грета, вставая с кровати и обнимая Максима. - Я очень ценю твою поддержку! И прости, пожалуйста, за то, что я тебе наговорила! Я, правда, не хотела тебя обидеть!
- Все хорошо, - ответил Максим, на мгновение крепко прижав девушку к себе.
Быстро чмокнув Максима в щеку, Грета вышла из комнаты. В гостиной ее тут же поймала Киу и утащила в спальню девушек. Им тоже было, о чем поговорить.
Одиннадцать дней спустя...
31 декабря 1936 года. 13:30.
Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7.
Наступил уже третий по счету Новый год, который Максим встречал в этом времени и его празднование было не похоже на два предыдущих. Наступление тридцать пятого года Максим, не имевший в ту пору ни друзей, ни приятелей, встречал в гордом одиночестве, а новый тридцать шестой год, который он праздновал в НИПСВО в компании конструкторов-оружейников, больше напоминал производственное совещание, отличаясь от такового только наличием алкоголя на столах.
Новый же тридцать седьмой год отмечали всем испанским управлением НКВД. Столовая отеля снова стала похожа на ресторан, на его сцене, где до войны выступали развлекавшие посетителей музыканты, была установлена трибуна. Какое же празднование без торжественных речей? Впрочем, к официальной части руководство НКВД подошло без фанатизма, ограничившись краткими выступлениями главы управления Артузова, парторга Котова и комсорга Борисова. На этом формальная часть завершилась и начался собственно праздник.
Максим, непривычный к большим компаниям, поначалу чувствовал себя неловко, но постепенно втянулся, а в конце концов даже пригласил Грету на танец, чего та, похоже, никак не ожидала. После своего возвращения из госпиталя Шнайдер пребывала в задумчивости и вела себя с Максимом несколько более отстраненно, чем раньше, то ли из-за произошедшего между ними откровенного разговора, то ли из-за его романа с Киу.
Максиму подумалось было, что Грета сама имела на него виды, а отстранялась потому, что не хотела мешать отношениям своих друзей, но до сегодняшнего момента он эту мысль серьезно не рассматривал, не считая себя покорителем женских сердец, в которого влюбляются все окружающие его девушки. Но счастливый блеск глаз Греты во время их танца, а также то, что она отказывала всем, приглашавшим ее на танцевать, кроме него, заставили его по-новому взглянуть на эту идею. Как бы то ни было, напряженность между Максимом и Гретой была сломана.
Не захотев праздновать до упора, Максим с девочками вернулись в номер. Грета и Киу удалились в свою спальню и еще долго о чем-то там шушукались, Максим же еще долго лежал в кровати и не мог заснуть, размышляя о своем отношении к окружавшим его девушкам и о том, что он будет делать, если окажется, что они обе в него влюбились? Не придя к каким-то конкретным выводам, Максим решил, что подумает об этом позже и, наконец, уснул.
