— Понятно. Дружков своих подставить боишься?
— Каких дружков? Этих, с золотом? Я даже не знаю этих людей, ни фамилий, ни кто они.
— Да брось. Ни Фёдора не знаешь, ни других? Из одного посёлка, всю жизнь знакомы.
— Понимаете, я ничего не помню из этой своей жизни. Пришёл в себя три дня назад у подножья Патомского кратера.
— Ты мне зубы не заговаривай. Всё ты помнишь. Не поможет твоя липовая амнезия.
— Не помню! Я не знаю, кто я, где живу. Потому что я не отсюда, и это тело не моё.
— Так…
— Думаешь, я прикидываюсь? Ну послушай мою сказочку. Я здесь знаю только тебя и твою жену. Родителей ваших ещё знаю. И собаку твою — Бельчика. Потому что я — твой сын. Я из будущего, между нами почти полвека. И мне на самом деле за пятьдесят. А ты погиб в семьдесят пятом. В двадцатых числах июля. Я маленький был, подробностей не знал. А мама потом всячески избегала разговоров на эту тему, увезла меня из района и не разрешала даже соваться сюда. Папа милиционер и герой. Вот и грамота есть. Думаю, ей угрожали. Я её допытывал, как подрос, но мне надо посидеть и вспомнить, что она говорила о твоей гибели. А нынче мы с друзьями поехали на этот чёртов Патомский кратер. И я оказался здесь, в теле этого пацана. Я себя даже в зеркало не видел целиком, так, у девчонок-геологов было маленькое зеркальце, да что в нём рассмотришь. И я тебе скажу так — я впервые видел это лицо и это тело. Думал тогда, что это глюки. Я и сейчас не уверен, не мерещится ли всё мне, но уже три дня прошло, как-то долго для глюков. Наверное, я и вправду в прошлом. Может этот кратер наподобие Бермудского треугольника. Ну про него-то ты хоть слышал? Или про него позже говорить начали? Я не знаю. Вообще-то, не так и плохо снова быть молодым. Тебя вот встретил, спасибо кому-то, кто там за судьбу отвечает. И я не прощу себе, если зная наперёд, тебя не уберегу.
— Кх-м… — потёр лоб отец. Выдержал паузу, что-то там соображая. — И как там в будущем? Коммунизм построили?
— Ах-хах! — заржал я, не выдержав. — Об этом точно давай завтра. Ты пока обмозгуй, что я сказал. А завтра продолжим. Можешь мне каверзные вопросы позадавать. Ну, из тех, конечно, что я в свои пять лет знал. Но то, что бабушка тебя Митенькой звала, это точно помню. Она и потом каждую годовщину поминала тебя как Митю. Так что думай, батя, я сумасшедший или как? И заодно подумай, кому ты дорожку перешёл, что тебя в тайге должны грохнуть.
Глава 5
— Выходи, тебя зовут, — отворили мне дверь ни свет ни заря.
Полез на волю, сощурившись от яркого света. Кажется, денёк будет жаркий. Ночью стойбище было почти безлюдным, а сейчас из чумов высыпал народ, курились дымки, любопытные детишки глазели на чужаков и всамделишного преступника. Олени мотали рогатыми бошками, Бельчик блестящими глазами наблюдал за ними. Вокруг пса ходили два эвенка, одобрительно цокая на него. Будут выпрашивать у отца продать. Хороший мол, пёс, охотничий. Испортишь собаку, лучше нам отдай, а мы тебе унты за него сошьём.
История про Бельчика, которого неоднократно предлагали купить, а раз даже пытались украсть якуты, долго ходила в семье.
Отряд собирался на поимку остальных копачей, а меня хотели этапировать на ближайший дражный участок. К моему огромному сожалению и разочарованию отец уходил в тайгу, поручая меня вчерашнему знакомцу Налымову. Не поверил. Правильно конечно, а кто бы поверил? Я-прежний точно не поверил бы.
Я-сопляк обиделся чуть не до слёз. Родной отец не верит. Вот и говори людям правду.
Тьфу ты! Не дай бог скатиться в свой нынешний возраст! Гормоны вместо мозгов мне не надо. Буду держаться. А то ходят мимо якуточки, вон те, похожие как сёстры-близнецы, например, глазками-щёлочками провожают каждое моё движение, лица-блинчики со смуглым румянцем, шепчутся и хихикают. Да ну нафиг, они моются поди раз в год. Сплошные недостатки. Но есть и достоинства. Впереди по паре достоинств, и сзади корма роскошная, особенно у той, что постарше.
— И чтобы к первому сентября привезли детей в интернат! Им учиться надо! Чтобы этих дремучих пережитков больше не слышал! С оленями они и за лето освоятся, а вообще это скоро станет не нужно. Слыхали, БАМ строить начали? Байкало-Амурская магистраль. Всесоюзная комсомольская стройка! Скоро тут города возведут и шоссейные дороги во всех направлениях лягут. Так что ваши олени в заповедниках пастись будут, — выговаривал батин голос, пока меня кормили мутной похлёбкой не знаю, из чего. Если честно, то о кухне северных народов я наслышан, поэтому и знать не хочу, что плавает в моей миске. Съедобно — и ладушки. Тем более, мой молодой растущий организм был готов целого оленя схарчить вместе с рогами. За вчерашний день-то почти не ел. Утром только, а потом не до того стало.
— Александр, подойди сюда, — позвал батя.
Блин, ну как же круто, что у меня батя есть.
— Садись. Ты поел? Наливай чай, переговорим, да я пошёл. Не думай, что я так тебе и поверил, но сочинил ты конечно историю — Стругацким на зависть. С другой стороны, врагов у меня хватает. Предупредил — спасибо тебе. Давай договоримся так. Ты с Налымовым идёшь до участка Малый Патом, там меня ждёте, и чтобы без нареканий. А я туда дня через три прибуду, тогда поговорим. Может и ты… вспомнишь чего ценного.
Учти, от твоего поведения будет зависеть, в качестве кого ты по этому делу будешь проходить: свидетеля, потерпевшего или соучастника. А дело серьёзное, поэтому прямо сейчас — первый вопрос: куда могли пойти твои дружки, не знаешь?
— Нет, мы просто бежали. Или мне не сказали про конечную цель.
— А золото кому собирались продавать?
— Про какого-то Боцмана речь шла вроде.
— Боцма́на?
— А, да, ударение такое странное. Про него.
Отец внимательно посмотрел на меня. Сдвинув фуражку на затылок, почесал в голове.
— Что ты про него знаешь?
— Ничего.
— Припомни, что про него говорили?
— Ничего конкретного. Дескать, стоит с ним связаться и денежки в кармане.
— Места, даты встречи?
— Нет.
— Неужто Боцма́н в районе? Тогда точно надо брать. Сколько намыли-то?
— А кто же их знает? Мне не докладывали. Я с Патомского кратера с килограмм россыпью принёс. Наверняка и у них было, да ещё при мне работали.
— Фартовые, значит.
— Фартовый — это я. Думаю, они пацана потому при себе и держали, что на золото их наводил.
— Это как?
— А так. Золото под землёй вижу. Никогда не думал, что такое возможно, но вчера-позавчера получалось.
— Ещё одна сказка?
— Вроде того. Хочешь, давай проверим.
— Проверим, — пообещал батя. — Но не сегодня.
— Всё-таки не веришь. Тогда вот тебе другое доказательство: у меня родимое пятно есть, точнее было в том теле. Вот тут.
И я показал точку на заднице. А чтобы добить, добавил:
— У тебя точно такое же, мать говорила.
Я поднялся и похлопал его по плечу:
— Думай, батя, думай. До двадцатого не так-то много времени.
На опушке стойбища мы расходились в разные стороны. Я не утерпел, подошёл погладить оленя. Смутно помню, что в посёлок наш приезжали по зиме якуты на оленях, и свой восторг, когда меня посадили верхом на широкую горячую спину и дали подержаться за рога. До них было далеко, но я дотянулся… и одна ветка осталась у меня в руках. Напугался, разревелся, а мужики хохотали до слёз с подвизгиванием и хлопаньем себя по ляжкам. Оказалось, самцы как раз сбрасывают рога перед Новым годом, и я просто помог олешику избавиться от ненужного груза.
— А ты помнишь… — подошёл отец.
— Как я оленю рога обломал? Помню конечно. Как-то не по себе делается, когда понимаю, что где-то есть я, ещё совсем маленький. Маму вот хотел бы увидеть, а себя…
— Можно подумать, я тебя к своей семье пущу.
— Да я и не собирался. Уехать хотел.
— Куда?
Я пожал плечами.
— Не знаешь, мне сколько лет? Я хоть школу-то закончил? Документов же никаких.
