— Но сейчас-то у меня все в порядке, — возразил Олег. — Ну проведите диагностику, просканируйте меня или что вы там делаете.
— Хорошо, сейчас я позову дежурного врача. А вы, пожалуйста, вернитесь в палату.
Делать нечего, пришлось возвращаться. Вскоре появился молодой доктор, для разнообразия, мужчина. Он велел пациенту лечь на кровать, поводил над ним руками, констатировал:
— Полностью здоров. Я скажу дежурным сестрам, пусть готовят выписку.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— Ура!
Был бы доктор женщиной, Олег бы на радостях его (её?) расцеловал. А так пришлось ограничиться традиционными в подобных случаях словами благодарности.
Уходя, доктор зацепился взглядом за горшок с фикусом.
— Ого! — отметил он, — надо будет спросить, как им это удалось.
И вышел по своим докторским делам.
Олег посмотрел на фикус. Иттить-колотить! Растение радикально преобразилось. Где эти чахлые желтоватые листочки? Где этот тощенький стебелек? В горшке находилось заметно подросшее мощное растение с мясистыми плотными темно-зелеными листьями. Но главное — фикус радовал взгляд крупными бело-голубыми цветами. Что ж это был за снег такой?
Докторское «прямо сейчас» растянулось на пару часов. Но всё равно Олег оказался на свободе ещё до обеда и сразу же направился в гимназию.
Где-то в воронежской гимназии № 57
До спального корпуса добраться Олег не успел. Его снова перехватила Ставрида и отправила к директору. Дежавю? Однозначно. Одно радовало: есть шансы, что директор все эмоции израсходовал еще вчера.
Директор гимназии появлению ученика не слишком обрадовался. Он поднялся из удобного кресла, подошел к подопечному и нарезал вокруг него пару кругов, осматривая со всех сторон, словно чудо невиданное.
— Ну и что мне с тобой делать, Песцов? — задал Пряничков риторический вопрос.
— Это уж вам решать, Михаил Егорович.
— Нет, уже не мне, а полиции. Ты за один день наработал себе на каторгу.
— И что же я такого сделал, кроме как не сдох?
— Ну давай загибать пальцы. Первое — разнес коридор на этаже, теперь его нужно будет ремонтировать. Гимназия понесла убытки. Второе — напал на своих товарищей и успел искалечить четверых прежде, чем тебя остановили подоспевшие воспитатели. Опять же, убытки: испорченная форма, частичная утрата здоровья, оплата работы целителей. Третье — из хулиганских побуждений выкрасил воспитателей краской, испортил их одежду и дежурное помещение. И снова убытки. Всего, по моим подсчетам, ты наказал гимназию на две тысячи рублей, если учесть, что мне придется выплатить воспитателям компенсацию. Кстати, куда ты спрятал нож, которым изуродовал одноклассников?
Директор вернулся на место, взял со стола штопор для бутылок с затейливой металлической ручкой и принялся вертеть его в руках.
Олег даже удивился: насколько далеко может зайти обыкновенная человеческая жадность.
— Скажите, Михаил Егорович, вы уверены в ваших обвинениях? Например, если полиция займется этим делом и оно дойдет до суда, вы не пожалеете?
— А что, у тебя другая точка зрения на вчерашние события? Ну что ж, излагай, послушаю.
Олег достал из кармана телефон, нашел нужную запись и включил воспроизведение. Голос Косули был слышен вполне отчетливо: «Ты, Песец, как я вижу, приподнялся…». Директор напрягся. Такой предусмотрительности от ученика он не ожидал.
«Сегодня набежали проценты, так что с тебя пятьсот. Можешь чемоданом отдать. Кстати, что внутри?»
На этом месте Олег нажал кнопку останова.
— Вот видите, у меня есть доказательства, что я не нападавший, а жертва. Жертва преступного сообщества, которое существует на территории гимназии. Кстати, я специально поинтересовался: до отбоя на каждом этаже должен дежурить воспитатель. Его не было, иначе и всего прочего не случилось бы. Как вы думаете, стоит что-то компенсировать человеку, который не выполняет служебные обязанности?
Директор нервно сглотнул.
— Идем дальше: в стенах гимназии ученикам строжайше, под угрозой исключения, запрещено применять магию вне учебных полигонов. Давайте возьмем любого мага и проверим, след чьей ауры остался на том месте, где поврежден коридор. Я специально консультировался: аурный след заклинания держится до трех суток, если его специально не развеивают. Кроме того, в больнице мне выдали вот этот документ, в котором зафиксировано, что я подвергся действию магического конструкта «Воздушный пресс». Магическое воздействие причинило мне настолько сильные повреждения, что без вмешательства нашего уважаемого доктора я бы скончался до приезда скорой. Кто из учеников старших классов владеет воздухом до такой степени? Думаю, ответ однозначен. И это уже квалифицируется как покушение на убийство.
Директор побледнел.
— И последнее: в момент, когда воспитатели прекращали драку, они были, как вы говорите, хулигански покрашены? Уверен, что нет. У меня перед началом драки был в руках небольшой чемодан с кодовыми замками. Замки были заперты. Конструкция чемодана предусматривает некий сюрприз при попытке взлома замков. Поскольку я находился в бессознательном состоянии и вообще отсутствовал на территории гимназии, можно сделать вывод, что воспитатели пытались взломать принадлежащее мне имущество. Вам подсказать, как это квалифицирует полиция? А как это всё будет оценивать комиссия из управления образованием?
Директор нащупал в кармане флакон с таблетками, откупорил дрожащими руками и закинул одну под язык.
— Может, мы обойдемся без полиции и комиссии?
— Разумные слова. Вот, что я предлагаю…
Две тысячи — неплохие деньги. Особенно, когда это компенсация за кучу неприятностей. Маловато, конечно, но Олег видел: из директора больше не выжать. А он, директор, эти две тысячи выжмет что из воспитателей, что из родителей гоп-компании. Судя по фамилиям — Хорьков, Косулин, рода дворянские, и несколько сотен у них найдется.
— Ну что, Песцов, надеюсь, мы закончили с этим неприятным происшествием?
— Почти, Михаил Ефимович.
— А что еще?
— Да, собственно, пустячок. Верните мне штопор. Да, вот этот, что у вас в руках.
— А это разве твой?
— Могу предъявить чек из магазина.
— Вот же…
Договаривать Пряничкин не стал. С этим Песцовым нужно быть осторожным. Осторожнее, чем с комиссией управления образованием. Кто знает: не примет ли он пару крепких слов на свой счет, и не потребует ли за это компенсации? Вместо этого директор поинтересовался:
— И зачем он тебе?
— Во-первых, нравится. А во-вторых, я же не дурак — ходить с ножом.
— Так ты вчера…
— Защищался всеми доступными средствами, но строго в рамках закона.
Директор вспомнил три распластанные морды гопников. Чудом ведь глаз не лишились, бандиты малолетние!
— Что ж, держи.
Пряничков с сожалением двинул по столу забавную вещицу.
— А зачем ты съехать из пансиона-то хочешь, да еще на съемную квартиру? Деньги у тебя сейчас, конечно, есть. Но ты ведь еще несовершеннолетний.
— Формально — да. Но вы опять забываете, что я дворянин, причем единственный оставшийся в живых член рода. И потому получаю, во-первых, всю полноту власти в роду, а во-вторых, частичную дееспособность, в том числе и право выбирать место проживания. Квартиру я уже снял, и пришел только лишь забрать вещи. И заметьте, я не требую вернуть деньги за проживание, хотя право такое имею.
Директор вздохнул. Так жестко его не прессовала даже пресловутая комиссия городского управления образования. А если этот Песцов потребует возврата денег, комиссия неизбежна. Начнут выяснять, начнут проверять, вынут все скелеты изо всех шкафов… Его обложили со всех сторон, и оставили единственный разумный выход. Да, гордость страдает. Зато все остальное, включая личный кошелек, остается нетронутым.
Олег направился на выход, но у самой двери был остановлен:
— Песцов, а вчерашний разговор у тебя тоже записан?
