— Ладно тогда… подожди полчасика у проходной.
— Пап, у тебя мелочь какая-то осталась? — спросил я. — Жрать хочу не могу.
— В столовку лучше не надо! — поспешно ответил отец. — Да и не работает она по субботам…
— Не собирался. В магаз зайду, хоть хлеба с колбасой возьму.
— Ну лады, — кивнул отец, после чего залез в карман рубашки и достал десятитысячную купюру. — Хватит?
Блин, будто бы я помнил цены на хлеб с колбасой в девяносто шестом…
— Наверно, — кивнул я, принимая деньги. — Спасибо!
Ближайший продуктовый был слева от проходной, метрах в тридцати. Я, как и сказал отцу, взял воду, батон и кусок колбасы. Местного производства, кстати. Мясокомбинат — ещё одно предприятие, кроме обувной фабрики, которое умудрится благополучно пережить девяностые.
Денег на всё хватило впритык.
Чтобы перекусить, я присел на лавочку справа от проходной. Сразу как-то стало веселее: организм с благодарностью реагировал на своевременную подпитку. Про сигареты я почти и не вспоминал.
Отец, как и обещал, появился через полчаса. Вид у него был слегка обеспокоенный, но вполне трезвый.
— Ну что, домой? — спросил он, когда подошёл ко мне.
— Угу, — ответил я, проглатывая последний кусок колбасы. В руке у меня осталось ещё полбатона хлеба.
— Перекусил?
— Да, малость. Спасибо.
— Тебе спасибо — это ж твои деньги, — улыбнулся отец. — Ну что, на остановку?
— А давай пешком прогуляемся? — попросил я.
— Да далеко же!
Далеко по местным меркам — это значит пара километров через частный сектор. А я уже давно привык к столичным стандартам и гулять любил. Кроме того, мне совершенно не хотелось в автобус.
— Ну давай, — отец пожал плечами.
Мы пошли обратно, в сторону колледжа.
— Ты расскажешь, для чего завтра тебе в Москву рано понадобилось?
— Расскажу, — кивнул я. — За одеждой, пап. Купить кое-что.
— А мне обязательно с тобой ехать?
Я задумался. Себе я собирался взять какие-нибудь крутые берцеподобные «облегчёнки» вместо берцев. Многие парни так поступали, а начальство закрывало на такие вольности глаза. Такие вещи — это показатель статуса, опознавательный признак «свой-чужой» для определённой группы людей и их отпрысков. Плюс надо было купить что-нибудь поприличнее на осень из «гражданки». С теми же целями. А в Егорьевске такие шмотки просто не продавались в то время.
Насколько отцу для собеседования нужно будет что-то подобное? Поначалу я решил, что не помешает, а теперь вдруг засомневался. Лучше бы одеться прилично, по меркам этого времени, но попроще. Надо показать заинтересованность и готовность впахивать, а не отсутствующий пока что статус…
— Знаешь… — ответил я. — На самом деле, наверное, не обязательно.
— Хорошо, — кивнул отец. — А то надо будет работы проконтролировать. Откладывать не хочется — пока тепло. И ты не думай — мужики не будут до поросячьего визга нажраться. Сказали завтра займутся — значит, так и будет.
Я молча кивнул. Он достал одну из своих ужасных сигарет и щёлкнул зажигалкой.
— Помнишь, ты обещал, что, если с работой решится — ты бросишь? — спросил я.
— Так вроде пока не решилось, — отец улыбнулся и пожал плечами.
— Я к тому, чтобы ты про своё обещание не забыл.
Он посмотрел на меня внимательно. Потом вдруг кивнул и сказал с серьёзным видом:
— Если вдруг действительно получится — не забуду.
Глава 6
Я чувствовал, что начинает меняться мой взгляд на мир. В груди поселилось странное предвкушение чего-то хорошего. При этом никаких объективных оснований для этого не было: я ввязался в опасную авантюру, завтра мне возвращаться в лагеря, после которых начнётся настоящая курсантская жизнь, в которой маловато свободы, зато много маразма. При этом надо будет крутиться. Менять жизнь, решать стоящие задачи…
И всё же мир вдруг стал непривычно ярким, насыщенным. Полным запахов и предчувствий.
Вечер стоял по-летнему тёплым, солнце золотило лёгкие облачка у горизонта. Тёплый ветерок пах землёй, деревом и костерком. Наверно, кто-то решил выйти на шашлыки к прудам.
Перед ужином я решил сходить прогуляться. Дошёл до своей школы. Картины далёкого прошлого всплывали из памяти, обретая яркость и объём. Проявлялись какие-то незначительные детали, которые вроде бы не имели большого значения — но почему-то отложились в памяти: вот здесь я стоял на выпускной линейке. А вон там, сбоку — окна нашего кабинета. Вспомнился цвет классной доски: тёмно-зелёный, и то, как некачественные цветные мелки противно на ней скрипели. Как её приходилось отмывать во время дежурств по классу. Даже запах учебной аудитории — и тот, оказывается, хранился в памяти все эти годы, вдруг оживая…
Я чувствовал прилив энергии, которую надо было куда-то девать. Иначе уснуть было бы тяжеловато, а завтра мне нужна свежая голова.
Я вышел на задний двор школы, где была расположена спортплощадка. Подошёл к турникам, начал делать подъём переворотом. Удивительно, каким послушным и лёгким было тело! После пары подходов я решил попробовать сделать склёпку, которую не делал, наверное, лет двадцать. И со второго раза у меня получилось! Оживали не только детали давних воспоминаний — но и моторная память. Вроде бы эфемерная информация, сохранённая в квантовых структурах, для которых само понятие времени — абстракция, а вот: прямое влияние на тот мир, который мы считаем реальным.
Прозанимавшись до мозолей на руках и боли в мышцах, я пошёл гулять на пруды. Послушал, как звенят поздние летние комары. Подышал воздухом, отчётливо пахнущим болотом.
Вернувшись домой, я застал отца за приготовлением ужина. Он запекал курицу в духовке, начиненную чесноком, с картошкой. Помню, когда-то очень любил такое.
— Ну что, нагулялся? — спросил он, улыбаясь. — Встретил кого из своих?
Видимо, он имел ввиду одноклассников.
— Нет, пап. Вообще народу маловато было…
— Ну понятно: все к школьному сезону готовятся. Не до прогулок!
Пока ужин готовится, я ушёл в общую комнату. Тут работал телевизор, телеканал «2×2». Показывали шоу Бенни Хила. Когда-то ведь популярно было очень, задолго до мистера Бина. Тонкий английский юмор, блин…
Мы поужинали.
Перед сном я поговорил с отцом насчёт кормёжки кота. В магазине на углу я нашёл на удивление приличный корм, с необходимыми добавками. Сразу купил с запасом. Плюс попросил отца отдельно отваривать коту фарш, не солёный. И полностью отказаться от рыбы. Пока, для начала, этого хватит — а потом, ближе к новогоднему отпуску, можно будет и ветеринару показать…
Удовлетворённый от осознания того, что уже потихоньку меняю дела к лучшему, я отправился спать.
Хорошо выспаться, как я планировал, не удалось. Мне приснился очень неприятный кошмар. Самое начало Катастрофы.
Маленькая девочка держит в руках собачку. Улыбается, подносит её к лицу, будто хочет, чтобы та лизнула её носик. Но вместо этого она открывает рот, который всё продолжает растягиваться, превращаясь в пасть, утыканную острыми белыми зубами. Одним движением она откусывает несчастному животному голову. Брызжет кровь, которую та облизывает.
Я действительно это видел, недалеко от своего дома. Первый встреченный мной инфернал. Тогда ещё было неизвестно, что это за напасть и можно ли с ней как-то бороться.
В реальной жизни я поступил максимально разумно: прыгнул в машину и, дав по газам, поехал к своему дому. Тогда я ещё пытался убедить себя, что мне эта дичь привиделось, последствия постоянного стресса на службе и тому подобное…
Но во сне всё было иначе. Я не мог сдвинуться с места, будто приклеился к асфальту. А инфернал приближался ко мне. Он облизал окровавленное лицо длинным фиолетовым языком и снова стал похож на маленькую девочку.
Я дёргался, как муха на липучке.
— Ты что, разве не узнаёшь меня? — спросил инфернал низким, мужским голосом. — Я же твоя сестра!
