— А почему они его испугались? — волк поднял голову и, не щурясь, уставился в ярко пылающий костёр. — Они же могли почуять, что это свой? У этих, человекоподобных уродов, что, совсем нет нюха? Не верю!
Голос Бурки срывался. Похоже, случившееся было против его понимания мира.
А ведь я и забыл, что он — настоящий подросток, а не замаскированный взрослый как я. И возраст у него сейчас именно такой, когда детское миропонимание проходит проверку на зрелость, а это больно.
— Ну, нюх у нас есть… — Я улыбнулся и попробовал пошутить. — Но не такой острый, как у волков, чтобы отличить своего воина от чужого.
— А глаза? — «не услышал» улыбки Бурка. — Глаза у найманов имеются? Он же был близко! Там же костёр! Вы видите в темноте лучше моих сумасшедших сородичей! Я знаю, я наблюдал за тобой в лагере!
— Ну… — я замялся, не зная, как объяснить волку, что у человеческого страха — глаза велики. Кто знает, что померещилось воинам? Другое дело, что я был уверен: обязательно померещится. Я ведь нарочно отпустил пленника: не самим же ему глотку резать. — Понимаешь, огонь им больше мешал, и… Ну, испугались они, струсили. Видели не то, что есть, а то, что страх придумал у них в головах.
— Нет! Нет! Я не понимаю! Почему они не пытались сначала понять, кто перед ними? Почему все до одного стали стрелять!
Бурка вскочил, и бедный волк шарахнулся от него. Но потом заскулил и снова ткнулся носом в ладонь.
— Это особенность человеческого мышления, — пояснил я, жалея, что сроду не вслушивался в философские разговоры сослуживцев за рюмкой чая. — В вымышленный мир люди верят сильней, чем в реальный. И потому путают магию с розыгрышем. Мы не умеем их различать.
— Как это? — Бурка плюхнулся на траву и уставился на меня с удивлением.
Магический мир был для него данностью. Он, наверное, с детства умел различать нормальную и магическую реальность.
— Ну, ты же видел: найманы не смогли отличить наш розыгрыш от реального появления духов.
— Видел, — кивнул Бурка. — Настоящих людей мы не смогли бы так обмануть. Они бы просто почуяли, что призраки пахнут, как ты и я. Но есть и другие признаки. Неужели ты дал бы себя обмануть, Гэсар?
— Я — дело другое. В моём родном мире нет магии, и духам гор пришлось долго стараться, чтобы убедить меня, что они существуют. Но и в моём родном мире много тех, кто верит в духов и призраков.
— А почему? Ты же сказал, что у вас их нет?
— Духов нет, но есть много других опасностей. И проще выдумать духов, чем столкнуться с по-настоящему опасной реальностью. Она страшнее.
Бурка шмыгнул носом и обнял волка за шею.
— Странные вы, — сказал он. — Вот волки… Они же боятся меня, но не думают, что я дух?
— Может, у них воображение развито меньше? — предположил я. — Скажи, а религия у вас есть? Ну, верите вы в богов, что сидят на небе?
— Мы верим в Дьайачы, мы их видели. И в духов гор, ты тоже их видел. И в равновесие, потому что нас тыкали в него мордами. И мы — ничего не боимся.
— Ну вот. А люди боятся. И человеку нужен какой-то обман, чтобы спокойнее было жить, понимаешь?
— Нет, ты ещё больше меня запутал, — покачал головой Бурка. И спросил: — А сколько тебе лет Гэсар? Ну, там, в другом мире?
Он смотрел на меня так, словно не сомневался в моём рассказе ни капли. Для него это была данность: я — человек из другого мира.
А ведь я сам не смог бы поверить в такое, расскажи мне кто-то подобную историю дома. Сомневался бы до последнего.
Но для Бурки — другой мир был не менее реален, чем настоящий. Он был честнее меня, и не держал в голове обманов.
— Лет? — я задумался. — Было 32. Но пока я здесь, могло уже исполниться 33. Надо считать по дням.
— А ты посчитаешь?
— Ну, посчитаю, если для тебя это важно.
Он кивнул: важно.
Я положил в кучу условно годных ещё один изогнутый меч, и стал загибать пальцы, пытаясь сообразить, сколько уже здесь торчу.
— Ну? — поторопил Бурка.
— Думаю, дней через десять мне исполнилось бы 33 года. Но могу ошибиться на день или на два.
— Это хорошо, — сказал он.
— А почему?
— Тридцать три — это совершеннолетие у моего племени. Я буду знать, что ты — совсем взрослый. И твоя юная внешность — это обман. И я, кажется, понимаю. Я сердцем вижу в тебе мудрого взрослого человека, а глазами — ты такой же, как я. Так и они. Они видели глазами обман, как будто к ним и в самом деле шёл чужой воин. И убили его. А сердца их глухи.
— А ты соображаешь, — я улыбнулся и встал. — Ну всё, это оружие мы бросим, нам столько не утащить. Отходим к кустам и швыряем сюда хоргон. И колдуны решат, что тут было что-то потустороннее: битва с демонами или ещё какая хреновина.
— Годится, Гэсар, — Бурка потянул волка за шлейку. — Идём, младший брат, — сказал он с горечью. — Ты, наверное, тоже старше меня. Но ты — как ребёнок!
Он ещё раз шмыгнул носом и решительно потащил огромного волка к кустам.
— Стой! — крикнул я. — А давай нагрузим на него оружие? Тогда мы сможем прихватить и мешок с ячменем, и плащи! И даже войлок!
— Давай, — обрадовался Бурка. — Не пропадать же добру!
Спали мы эту ночь тревожно, но с большим комфортом: разжились кучей походных одеял, войлочной подстилкой и даже подушечкой из тех, которыми баловал свои телеса колдун.
Я уже привык спать без подушки, но с ней, родной, было всё-таки лучше.
Волк найманов не сбежал и шёл за нами весь следующий день, освободив мне руки и спину. Потому двигались мы быстрее вчерашнего, и к закату сообразили, что до ставки терия Вердена можем добраться уже завтра после полудня.
Последнюю ночь перед выходом на торную дорогу мы спали с ещё большим комфортом, разбив временный лагерь и выставив волка на караул.
Полночи мы прятали награбленное у найманов добро, и нам нужно было отдохнуть и отоспаться как следует.
Завтра мы планировали выйти на широкую утоптанную тропу, которой раньше вели свои караваны торговцы. И там мешок с оружием так просто не спрячешь. Я закопал его в землю возле приметной сосны, но пару ножей оставил — может, сумею продать их?
Ичин дал мне с собой десяток монет, что были в ходу у вайгальцев. Так называл себя народ, напавший на долину Эрлу. Но я не знал, много ли можно купить на эти деньги?
Волки деньгами не пользовались, а с караванов плату брали товарами. Но пара десятков монет у шамана всё же хранилась, и он щедро отсыпал мне половину.
Мешок колдуна тоже пришлось зарыть. Бурка сказал, что там есть очень ценные и дорогие зелья. Нас могли остановить, обыскать. А потому пришлось довольствоваться зверобойным маслом от ран, настойкой трав, придающих бодрость, и ядом.
Я взял не готовую настойку, а растёртые в порошок ядовитые грибы. Перемешал порошок с солью: если кто-то отберёт — то и поделом ему.
— Может, не пойдёшь со мной? — спросил я Бурку. — Там опасно. Не боишься, что разоблачат?
— Куда им, — фыркнул мой волк. А потом вдруг сказал: — Я всегда мечтал посмотреть человеческий город, Гэсар. Мне даже во сне снилось.
Я покачал головой: понимал, что «городом» ставку терия Вердена назвать будет трудно. Но спорить не стал.
Бурке сильно чесалось увидеть мир. Может, потому он и попался барсам? И если он пойдёт без меня — это будет ещё хуже.
Мы попрощались с ездовым волком — дальше его тащить с собой было опасно — и вышли из леса. Тропа здесь была такой широкой, что её можно было назвать дорогой.
Через час или два мы увидели в небе волчий разъезд, а потом и первых путников.
Местные ремесленники шли в ставку, надеясь продать или обменять там самодельные ткани, шерсть, войлок, кожу. Людям нужно было как-то выживать.
До «палаточного» города, которым военные встали перед поверженной крепостью правителя Юри, оставалось ещё не меньше часа пути, когда мы услышали вдалеке рёв драконов.
Сердце моё наполнилось радостью — они ревели, словно моторы.